Тайфун

- Вот даже как? - Взметнул густые черные брови генерал. - Ты напоминаешь мне чеченский случай, когда спас меня? Я не забыл его, и не считай меня неблагодарным - сто раз отплатил тебе. Напомнить, чем?

- Зачем же вспоминать старое? То, что случилось в Чечне, - реальная боевая обстановка, и мы действовали не во имя спасения друг друга, а во имя долга; и тот случай никакого отношения не имеет к сегодняшнему моему положению. Не знаю, что вам доложил полковник Вихлянцев, но что он вел расследование предвзято и безграмотно, не вызывает сомнения.

- Ну да, один ты грамотный, а там шесть офицеров, окончивших академии, безголовые тупицы. Чем же это ты так насолил им, что все они относятся к тебе предвзято?

- Не ко мне, а к летному происшествию. Их больше всего интересовали факты. И хотя говорят: факты - упрямая вещь, не всегда упрямство помогает поискам истины.

- Ну, ну, поучи меня, старого дурака, - съязвил генерал, - опровергни хоть один факт, который обвиняет тебя в похотливости, в прелюбодеянии. Не имею в виду жену, ответь мне, только честно, откуда и зачем ты привез некую Веронику, которую выдал замуж за Соболевского, и какие у тебя с ней были отношения?

- В вашем вопросе сквозит не только недоверие ко мне лично, но и неверие в человеческую порядочность и честность вообще. Неужели и вы, увидя человека в безвыходном положении, не протянете ему руку помощи?

- Разговор сейчас не обо мне, уважаемый Владимир Васильевич, - не без злой иронии заметил генерал. - Ныне столько людей в безвыходном положении, что на всех ни рук, ни нашей скудной зарплаты не хватит. А ты почему-то выбрал молодую и самую красивую, - снова съязвил Дмитрюков. - Не кажется тебе это странным?

- Не кажется. Я не выбирал. Девушка ехала со мной в одном купе. Ее обворовали, и ей некуда было деться. Потому я принял участие в её судьбе. И жаль что Соболевского не стало, он сказал бы - верил он мне и своей жене или нет.

- Он теперь не скажет. - Лицо генерала посуровело. - Зато сказала комиссия: Соболевский покончил жизнь самоубийством. И причина у него была одна - разочарование в любимой жене и в своем благодетеле, уважаемом командире. - В подтверждение согласия с выводами комиссии Дмитрюков прихлопнул по столу ладонью.

Родионов понял, что начальника ему не переубедить, и все-таки возразил:

- Это версия Вихлянцева. А у меня есть другая, более достоверная.

- Вот даже как? - удивился генерал. - И что же это за версия?

- Соболевский потерял в полете сознание. Если бы он задумал таким путем покончить счеты с жизнью, то действовал бы более решительно, не планировал бы, а бросил самолет в пике. И второе. В прошлом году, вспомнил я, врач отстранял Соболевского от полетов из-за плохого самочувствия - у него было очень низкое кровяное давление. Да и последнее время он выглядел не лучшим образом: на нашем летном пайке, которым, ко всему, приходилось делиться с женой, жирком не обрастешь.

- Ага, командование виновато, не заботилось о вашем питании! взъярился генерал. - Ловкую придумал версию: летчик потерял сознание от голода. Не выйдет, подполковник Родионов! - снова прихлопнул по столу ладонью. - Не ищи козла отпущения. Натворил дел, так будь мужчиной, отвечай за них. И за жену, и за любовницу. Отстраняю вас от должности командира отдельной эскадрильи! - перешел он на приказной тон. - Сегодня же сдайте дела своему заместителю майору Филатову... Судить вас будем! Военным судом!

5

Родионов ничего хорошего от встречи с командующим не ожидал. Но чтобы такое: "Отстраняю вас от командования отдельной эскадрильей... Судить вас будем..." Будто обухом по голове. Приказ генерала оглушил его, помутил сознание. Он вышел из кабинета непослушными, отяжелевшими ногами и шел по коридору, никого и ничего не видя, не зная, куда и зачем идет. Лишь когда уперся в тупик, вспомнил, что ему надо домой, и повернул обратно.

Вышел на улицу. Яркая зелень деревьев, травы, легкий ветерок, веселое щебетание птиц вернули его к действительности - жизнь-то продолжается, несмотря ни на что. Но зачем такая жизнь - без неба, без самолетов, без любимого дела?! Он с пятого класса, когда увидел прибывшего в отпуск летчика, жениха учительницы русского языка и литературы, лейтенанта Стрыгина, услышал его рассказ об истребителях, о полетах стал грезить о летной профессии. Не просто оказалось попасть в летное училище. На первом заходе провалился на экзаменах. На втором тоже чуть не "сорвался в штопор": на мандатной комиссии заспорил с генералом о конструкторе Бартини, первым предложившим треугольное крыло и корабли на воздушной подушке, с чем генерал не согласился, отдавая пальму первенства нашим, советским изобретателям.