Тайфун

И он махнул рукой: не силой же переворачивать. Сама потом будет каяться... Выходит, и ему доставит хлопот...

Он взял флакон с одеколоном, подошел к её кровати.

- Раздевайся.

Она послушно откинула легкое одеяльце, сбросила ночную сорочку, ослепив его красотой своей совершенной фигуры. Она была без бюстгальтера и без трусиков. Он поспешил отвести взгляд от упругих по-девичьи торчащих грудей, положил руку ей на плечо и с силой заставил лечь на живот. Плеснул на спину одеколоном и стал плавно растирать. Как ни держал себя в руках, а глаза помимо его воли тянулись к округлым, соблазнительным ягодицам, будто таящим неведомую притягательную силу, взбурлившую в нем кровь, заставившую колотиться, как при тяжкой пытке, сердце. И все-таки он сдержался, сумел подавить в себе страсть; обильно смочил её спину одеколоном, растер от шеи до бедер и, накрыв одеялом, отправился к себе в кровать. Но уснуть не мог: у него горела не только кожа, пылало все внутри. И он лежал и думал, а, может, зря строит из себя этакого высоконравственного служителя Фемиды? По существу, никакого преступления он не совершил бы, если и переспал бы с ней, и никто его не осудит. Так многие поступили бы на его месте. И все-таки близость, считал он, обяжет его к чему-то; не сможет он после этого требовать от неё повиновения, тем более, если возникнут осложнения, применить силу.

Сколько пролежал в раздумье, к какому пришел выводу, он не мог бы ответить сам себе; он думал теперь об этой чужой, но понравившейся ему женщине, ставшей милой и близкой, сочувствовал и страдал вместе с ней. Что её ждет, как сложится судьба? И правильно ли поступает он, отвергая её, лишая последних радостных минут? Да и себя тоже...

И она, словно услышав его сомнения, юркнула к нему под одеяло. Обожгла горячим, пахнущим фиалкой телом. Обняла, прижалась, лихорадочно целуя губы, плечи, грудь. И он не выдержал...

Два дня пролетели незаметно, как две минуты. И все происходило как во сне, голова кружилась, мысли отсутствовали. Была только страсть, ошалевшее от наслаждения тело, обжигающие поцелуи, слияние плоти и крови. Уснули они лишь под утро, обессиленные, отрешенные от всего мира. А едва проснулись, снова заключили друг друга в объятия. В какой-то миг в голове Аркадия Борисовича мелькнула мысль, что надо узнать в уголовном розыске о Фонареве, возможно, он уже арестован и требуется его опознание; но тут же успокоился - в этом случае ему первому дали бы знать.

На второй день все запасы продуктов были съедены и растраченная энергия требовала восстановления, Аркадий Борисович вместе с Оксаной собрались в магазин. Вышли на улицу и тут только вспомнили о море - утро было такое яркое, свежее, что потянуло на пляж, к воде; захотелось искупаться, взбодрить усталое, несколько утратившее остроту ощущений тело.

- Какое прекрасное утро мы проспали с тобой, - посетовал Аркадий Борисович.

- Зато какое наслаждение мы получили, - Оксана прижалась к нему и поцеловала в щеку. - Мне никогда ещё не было так хорошо.

- И все-таки после завтрака давай сходим к морю. Возможно, завтра мы уже покинем этот сказочный уголок.

Лицо Оксаны опечалилось.

- Не зря говорят - счастливой жизни не бывает, бывают только счастливые минуты. А у нас и того меньше - мгновения. Все равно я рада, что встретила тебя, и теперь меня никто и ничто не страшит.

Они накупили продуктов, позавтракали и отправились на городской пляж. Время перевалило уже за полдень, когда на небе вдруг появилось башенкообразное облако, быстро растущее, расплывающееся по небу, с каждой минутой темнеющее, заслоняя солнце пока ещё просвечивающей золотисто-огненной наковальней. Облако набухало синью и опускалось к морю. Через несколько минут оно почернело и превратилось в громадную гору, нависшую над пляжем и всем городом. Внезапно из него упало в море что-то похожее на пожарный шлаг, только намного толще и длиннее, и по нему вверх устремился, кружась по спирали, поток воды, образуя вверху и внизу своеобразные воронки, будто работал гигантский насос. Небо только что голубое на глазах почернело.

- Смерч, - пояснил Аркадий Борисович удивленной и зачарованно смотревшей на водяной столб Оксане.

- Плохое предзнаменование, - глубоко вздохнула Оксана.

- В предзнаменования я не верю, а вот что скоро разразится гроза с ливнем, уверен, - весело констатировал Аркадий Борисович, чтобы разогнать грусть своей "арестантки". - Поспешим домой.

Оксана взяла платье и пошла переодеваться. В это время к Аркадию Борисовичу подошел мужчина в легком полотняном костюме, с сигаретой во рту. Попросил:

- Прикурить бедному интеллигенту, посеявшему зажигалку, не найдется?

То был условленный пароль.

- Рад бы, да некурящий, - ответил следователь.

- Теплоход "Россия" причаливает в девятнадцать тридцать, - сообщил мужчина, выбрасывая сигарету. - Сидоркин-Фонарев на борту. Бежать не пытался. Из управления дальневосточного рыболовства нам сообщили, что в октябре и ноябре прошлого года Сидоркин находился на траулере "Фадеев", ловил сайру. - И удалился.