– Как хорошо, что это не наш дом! Я бы такого у себя в квартире не позволила, – бормотала Маша, со страхом озирая то, что они натворили. И как все это сочеталось с «правительственной» миссией, и сколько десятилетий нужно провести в тюрьме, чтобы искупить вину за содеянное? Мишка дожимал какого-то бедолагу, отступая к двери, выворачивал его, ноги у несчастного стучали по полу, он изливался пеной.
– Отпусти его, – буркнул Глеб, – это же не тюбик, в котором кончилась зубная паста.
Мишка отшвырнул от себя обузу – и тот, как паук, перебирая лапками, куда-то пополз. Мизансцена выглядела отвратительно. Сбившиеся в кучку спецназовцы с кулаками наперевес, прикрывая друг другу спины, ждали «продолжения банкета». Но все уже кончилось. Посетители заведения теснились у стен, со страхом глядя на странных туристов. Все помещение было залито кровью. Летальных исходов, по счастью, избежали – погуляли славно, но зная меру. Глеб извлек из кармана три купюры по пятьсот песо, поманил официанта. Тот в ужасе замотал головой. Глеб пожал плечами, вторично продемонстрировал три купюры и приколол их на гвоздь, торчащий из стены, дабы не обвинили в отказе оплачивать заказ.
– Ну, пошли, – вздохнул он, – с достоинством, но быстро. Нет желающих исполнить гимн России? Черт бы вас побрал…
На улице уже орали полицейские сирены, визжали тормоза, хлопали двери. Достойного отхода не получилось.
– Атас, братва! – крикнул Глеб, устремляясь к выходу. – Мы обязаны прорваться! И прошу не забывать, что на красный свет нужно не идти, а бежать!
Прижавшиеся к стенам люди стали что-то выкрикивать, и через мгновение вся разъяренная толпа (из тех, кто еще сохранил способность передвигаться) хлынула из зала вдогонку за спецназовцами. Те оказались между двух огней, и стало страшно.
– Ой, мамочка, я сейчас рожу… – бормотала Любаша, у которой от всех этих страстей потекла косметика, и она выглядела потрясающе. – Машка, кончай на пятки наступать, да что же это такое.
Они вывалились на улицу, а там уже все орало, мигало и переливалось. Ну, прямо Новый год, хоть былину слагай – «Сказ про то, как русские спецназовцы в Мексике отдыхали». Хорошо, что рядом не было освещенных зданий, фонари не горели, темными шапками громоздились кусты и клумбы. Напротив входа остановились три полицейских джипа; из них выскакивали люди в форме, бежали к зданию, вытаскивая пистолеты.
– Все трое – направо, и в кусты, – скомандовал Глеб. – Я отвлеку полицию. И живо, не спорить тут со мной!
Он бежал без оглядки, чувствуя, что своих уже нет – умеет спецназ сливаться с темнотой, а сзади безмозглая толпа наступала на пятки. Он спрыгнул с крыльца, засеменил, махая руками, к рослому полицейскому, который мчался ему наперерез, судорожно расстегивая кобуру.
– Они там! – закричал Глеб, мобилизуя все свои знания испанского языка. – Эти ублюдки в толпе, это они учинили бойню! Помогите, офицер, они пытаются скрыться!
Если что-то выиграл, то не больше десятка секунд. Полицейский растерялся, стал шнырять глазами. А те, что спрыгивали с крыльца, вопили во все луженые глотки и тыкали пальцами в Глеба: вот он, один из «тех»!
– А ну-ка, задержись, приятель! – схватил его за шиворот коп.
Но Глеб уже подсек ногу, добавил под дых, перепрыгнул через лежачего полицейского и помчался в темноту, где выделялись в ароматном вечернем воздухе кучки декоративных опунций. Устал он уже от этой акробатики, центр тяжести сместился в ноги, и прыжок, мягко говоря, не удался. Он споткнулся о возвышение, извернулся в воздухе – и приземлился мягким местом на колючки кактуса! Свет померк в глазах, боль разразилась дикая, и мягкое место капитана Дымова сделалось жестким, колючим и каким-то неродным. Тысяча чертей! Как с пресловутым «ружьем на стене в первом акте» – если фигурирует в деле кактус, то сто процентов, что сядешь на него! Чертыхаясь, Глеб подпрыгнул и понесся по клумбе. А вслед за ним уже летела толпа – полицейские, штатские, работники ресторана «La Cantina»… Захлопали выстрелы, и он горячо понадеялся, что стреляли в воздух. Оглянулся – толпа уже рядом! Кто-то повторил его незадачливый опыт, поскользнулся и влетев легкодоступным местом в ершистую опунцию, залился благим матом. Глеб прибавил ходу, включил «форсаж», выскочил на Лагуна Маромас, где по-прежнему было многолюдно (хотя уже не так), и люди от него шарахались, тыкали пальцами. Он развернулся на девяносто градусов, помчался в сумрачный переулок, где не функционировал ни один фонарь. Обернулся на бегу – толпа меняла направление, змеился человеческий ручеек. Кто-то вознамерился срезать через кустарник, да так и застрял в ветвях – ни туда, ни обратно. «Вылитый Остап Бендер, удирающий из Васюков от разъяренных любителей шахмат», – не без гордости подумал Глеб.