Тайфун(Собрание рассказов)

— Моя будет ждать. Один час. Два час. Потом буду делать чик-чик.

Интонации у китайца были добродушные. Его угроза не казалась ей настоящей. Она пожала плечами. Китаец медленно вышел из каморки и нарочито громко запер ее. Мариэтт прислушалась: он оставался за дверью и, очевидно, ждал, что она позовет его. Тогда она решила не уступать.

Через несколько минут китаец сказал из-за двери:

— Пиши четыре тысяч.

— У меня нет столько, — торжествуя, ответила Мариэтт.

— Ну ладна, пиши три с половина.

— И этого у меня нет, — продолжала хитрить Мариэтт.

— Меньше нельзя, — заявил китаец. — Как хочешь. Моя ушла.

И действительно, китаец ушел. Мариэтт долго прислушивалась и когда увидела, что уже прошло около часа, а китаец не возвращается, ей снова стало страшно, как в первые мгновения. Она уже готова была выписать чек на три с половиной тысячи, но как сделать, чтобы у китайца осталось впечатление, что больше действительно у нее нет? Наконец она придумала: она предложит китайцу выставить на чеке 2800, а что касается остальных 700 фунтов, то она обещает выслать их из Шанхая. Может быть, эта наивность заставит его поверить, что в самом деле больше у нее в банке ничего нет.

Она так и сделала.

Китаец выслушал ее, засмеялся — долго смеялся — и, похлопав ее по плечу, сказал:

— Моя добрый. Пиши две тысяч восемасот. Только хорошо пиши.

Когда чек был выписан, Мариэтт спросила:

— А когда я буду свободна?

Китаец ответил:

— Когда получим деньга, тогда ты айда пойдешь домой.

Он ушел. Она задумалась: в здешнем банке по чеку получить нельзя; до Шанхая четыре дня езды; туда и обратно восемь; почему же сегодня ночью китаец обещал «после-послезавтра»? Или он, может быть, думает, что деньги выдадут ему здесь, в Харбине?

Заложив руки под голову, она легла на койку, стараясь представить себе, какие еще неприятности могут ее ожидать. Но незаметно она стала думать о Стэне. Не верилось, что его уже нет в живых. Не происходит ли с ним то же, что и с ней?

8

В двенадцатом часу ночи в каморке внезапно появился китаец. Мариэтт радостно подумала, что он пришел освободить ее, но, заметив его хмурое лицо, испуганно приподнялась с койки.

— Буду делать чик-чик, — сказал он, пробуя на пальце лезвие ножа.

— Почему? Что такое? — вскрикнула Мариэтт.

— Моя добрый. А ты, мадама, врешь-врешь. Нехорошо писала бумагу. Деньга не дают. Банка смеялась. Шалтай-болтай писала мадама. Моя добрый. Ты — мошенник, мадама. Сейчас буду делать чик-чик. Давай рука. Буду делать палец долой.

— Неправда! — закричала Мариэтт, вся дрожа, и отскочила к стенке. — Я правильно написала! Две тысячи восемьсот.

— Нет, нет, — спокойно ответил китаец. — Шалтай-болтай. Худо писала. Моя ничего не делал худо. Моя добрый. Ты — нет. Сейчас буду резать палец. Чик-чик. Давай лева рука. Права будет писать другая бумага.

— Честное слово, я написала правильно! — закричала Мариэтт и не узнала собственного голоса.

Ужас сдавил ей горло, и в нем ощущались беспрерывные судороги. Чувствовала, что сейчас, как в детстве, когда ее обижали, — бросится на китайца и начнет кусать его. Но у китайца в руках был нож…

— Я написала правильно, — тупо повторяла она. — Правильно. Все, как надо. А в банке тебе сказали неправду. И я не позволю тебе отрезать у меня палец.

— Кричи, мадама, сколько хочешь, — невозмутимо сказал китаец. — Се равно никто не слышит. Лучше давай рука, а то худо будет. Возьму веревку, свяжу руки, в рот суну тряпку — будешь тихая; а моя пробует, какая мадам баба. Моя любит русская баба, — белая, чистая!

Мариэтт съежилась от страха, глотнула воздуха и медленно стала отступать вдоль стены, не спуская глаз с китайца.

— Ну, мадама, скоро-скоро.

И, вынув из кармана веревку, стал неторопливо распутывать ее.

— Ты не смеешь! — закричала Мариэтт и заплакала совсем по-детски беспомощно, бессильно.

В это самое мгновение раздался сильный удар в дверь, показался Стэн, китаец отскочил в сторону. Прозвучал короткий, сухой треск браунинга. Китаец упал.

Стэн схватил Мариэтт за руку и, тяжело дыша, сказал:

— Идем. Где ваш чемодан?

Мариэтт восторженно посмотрела на него и вырвалось у нее по-русски:

— Боже мой, какое счастье!

Затем она схватила чемодан и выбежала вслед за Стэном, который освещал фонариком путь перед собой.

Несколько мгновений спустя они выбрались из баржи и сели в лодку. Двое гребцов подхватили чемодан и быстро загребли, не произнося ни слова.

Ночь была черная, как бархат. Но впереди небо было освещено розоватым заревом городских огней. Лодка туда и направлялась.

9

Прижимаясь к Стэну, — не столько от холода, сколько из нежного чувства к нему, — Мариэтт тихо спрашивала:

— Как вы узнали, где я? Что произошло с вами?