— Вот именно — пока. Вы сказали про письмо брату Мишелю.
— Но иначе меня не пропустили бы к вам.
— Вы показывали ему письмо?
— Нет.
— Хорошо хоть так. Я не верю брату Мишелю. Он послан сюда королевой, она не доверяет герцогу Оропесе. У брата Мишеля, вероятно, есть здесь сообщники. У вас могли просто отнять это письмо, как только вы упомянули о нем.
— Со мной слуга, он вооружен. А потом…
Ника непроизвольно положила руку на эфес шпаги, но это совсем не убедило отца Себастьяна.
— Вы хотите сказать, что шпага не только деталь вашего мужского костюма? Вы умеете с ней обращаться. Вон по стене ползет паучок. Черный с желтыми пятнышками. Здесь его зовут «золотая вдова». Недавно такой паучок укусил нашего повара. И повар умер.
Ника поняла — ее проверяют. Она положила письмо на кровать, выдернула шпагу и, несколько рисуясь, точным ударом пригвоздила паука к стене и сбросила на пол. Она только собралась вложить шпагу обратно, как ее остановило непонятное, какое-то сдавленное восклицанье отца Себастьяна.
Он смотрел то на нее, то на шпагу, с выражением растерянности, даже страха.
— Шпага?.. Где вы ее взяли?
Пока все шло хорошо, но вот сейчас Ника смешалась. Пронзительный старец о чем-то догадался, а она не знала, что ей ответить.
— Не может быть второй такой шпаги… — отец Себастьян от волнения перешел на шепот. — И не смотрите на меня — будто не понимаете ничего. На вашей шпаге клеймо толедского оружейника. Взгляните! Какой там выбит год?..
Ника взглянула.
— Год 1782… — прочитала она. «Ах, черт!»
Черта она помянула уже про себя. Отец Себастьян был прав — второй такой шпаги не могло быть не только в испанском королевстве, но и вообще нигде в том мире. Шпагу сделали… только девяносто лет спустя. Толедские оружейники были аккуратными людьми и говорить, что они могли по ошибке выбить не ту цифру, было незачем.
— Да, — пришлось согласиться Нике, — эта шпага испанского дворянина…
— Я видел его здесь!.. — запальчиво перебил ее отец Себастьян. — Не знаю, как он проник в церковь, я увидел его уже около своей кровати. Он говорил вещи, от которых у меня закружилась голова. Я подумал, что он послан самим дьяволом — да простит меня всевышний. Он показал мне свою шпагу, я прочитал клеймо, но поверить ему все равно не мог и позвал людей… Он вернулся живой?
— Он вернулся раненый.
— Где вы с ним встретились? Говорите правду. Пока я не могу вам доверять.
— Мы встретились на Кубе.
— Что вы там делали?
— Мы с братом прилетели…
— Прилетели?!
— Мы прибыли на Кубу, на Универсиаду…
Ника понимала, что все ее объяснения неубедительны и малопонятны, но придумать что-либо другое у нее не было времени.
— Универсиаду… — прошептал отец Себастьян по складам непонятное слово. — Что он вам говорил, ваш дворянин?
Ника опять помедлила.
Рассказывать все, что сообщил им дон Мигель, не имело смысла. Но отец Себастьян ждал объяснений.
— Он показал нам медальон, — наконец решилась она.
— Медальон?
— На его крышке было такое же, как и на печатях, изображение святого Себастьяна…
— Он не мог… — у отца Себастьяна от волнения перехватило дыхание. — Он не мог показывать вам медальон. У него не было его… Вы все лжете!
— Я не лгу! — разозлилась Ника. — Я даже скажу, что было внутри медальона…
— Замолчите…
Голос святого отца оборвался. Он закатил глаза и от волнения, видимо, потерял сознание. Крупные капли пота выступили на его побледневшем лице.
«Вот несчастье!» — спохватилась Ника.
Не трудно было понять сомнения и страх отца Себастьяна, она и сама с трудом воспринимала те или иные вещи из окружающего ее сейчас иллюзорного мира. Но не рассказывать же святому отцу про кресло и про генератор, если он о простом законе Ома еще не слыхал.
На угловом столике, куда Анжелико положил книгу, стоял глиняный узорчатый кувшин и чаша, вероятно, для ополаскивания рук. Ника взяла с изголовья полотенце, смочила его водой, осторожно обтерла лицо отцу Себастьяну.
Он тут же открыл глаза, но выражение страха в них исчезло. Губы его вздрагивали, кривились нервно, возбуждение его было еще так велико, что он поначалу не мог выговорить ни слова.
— Вы… вы… — он передохнул. — Перекреститесь!
— Как? — не поняла Ника.
— Перекреститесь… и прочтите «Отче наш».
Ника не крестилась отроду, но видела, как это делается. Молитву прочитала по-русски: «Отче наш, иже еси на небесах…» дальше она не помнила и вряд ли могла перевести слова молитвы на английский язык, но отец Себастьян что-то все же понял и чуть успокоился.
— Нет… — прошептал он. — Вы не дьяволица… Не может такого быть… О завещании короля знают только три человека: герцог Оропеса, его духовник и я. И больше никто на свете. Понимаете, никто!.. Король Филипп унес свой грех с собой, в могилу. Его придворный гравер был убит… на охоте…
«Понятно, на охоте удобнее всего!» — подумала Ника.
— На каком языке вы читали молитву? — спросил отец Себастьян.
— На русском.
— На русском… Господи!
Ника повесила мокрое полотенце на изголовье, пододвинула табуретку поближе к кровати, присела.