Тайфуны с ласковыми именами

– Это не первый случай, – сухо произносит мой бывший начальник, так как ему первому предоставлено слово. – Боев с задачей справится, и неплохо, преодолеет все трудные этапы, и наконец, когда пора поставить точку, он, вместо того чтобы поставить точку, обязательно полезет в западню… Это не первый случай…

– В западню угодить немудрено, – проявляет нетерпение Борислав. – Если бы в жизни все было как на бумаге, этого бы, конечно, не случилось…

– Как бывает в жизни, не вы один знаете, – спокойно отвечает мой бывший начальник. – Мы тоже выросли не в канцеляриях… Хорошо начертанный на бумаге план можно так же хорошо выполнить. Особенно если этим займется такой опытный работник, как Боев. Если, конечно, вовремя сумеет подавить в себе склонность к авантюризму…

– Какой еще авантюризм? – снова вторгается Борислав вопреки установленному порядку. – Разве это авантюризм?

– Ты пока помолчи, – тихо говорит генерал. – Не прерывай человека.

– Пускай, – произносит мой бывший начальник. – Меня это не смущает. Только ему надо быть более объективным. – Он окидывает моего друга острым холодным взглядом и продолжает: – А как иначе назвать весь этот торг с американцем? И зачем, собственно, он ему понадобился, этот торг? Чего ради ему надо было соваться в этот бункер?

– Разве не ясно: чтобы пополнить досье. Чтобы добраться до последнего недостающего куска, – отвечает Борислав.

– Данные, содержащиеся в этом куске, не настолько важны, чтобы ставить на карту свою жизнь. Их можно было получить и в ходе следствия.

– Да, но, возможно, не все, а сколько маеты, сколько времени потратили бы!

– Но не рисковать жизнью, – спокойно возражает бывший шеф.

– В конце концов он рисковал собственной жизнью… – кипятится Борислав, проглотив конец фразы. Я знаю, что он хотел сказать: «…а не вашей».

– Наша жизнь принадлежит не только нам, – сухо поясняет бывший шеф.

– Верно, – соглашается Борислав. – Но что поделаешь: есть люди, которые привыкли доводить дело до конца, выполнять задачу полностью, до последней точки» даже если это связано с риском не вернуться.

– Не вернуться – значит не до конца выполнить задачу, – возражает мой бывший шеф. – Или выполнить, заплатив слишком дорогую цену.

Я внимательно слушаю их, скрючившись в кресле. У меня такое чувство, что они начинают повторяться – это нередко случается, когда возникает спор, хотя генерал не без оснований считает, что истина рождается в споре. Я внимательно слушаю их, и порой мне становится как-то не по себе и я прихожу в недоумение. В самом деле, раз речь идет обо мне, то, может, имеет смысл и у меня спросить, как я сам смотрю на вещи, а не продолжать разговор так, словно меня здесь нет?

– Ты и впрямь немного пристрастен, Борислав, – отзывается наконец генерал. – Нельзя закрывать глаза на то, что последнего куска досье у нас до сих пор нет. Нет у нас его, хотя и заплатили мы за него слишком дорого… – Он замолкает, потом говорит с каким-то упреком в голосе, но упрекает он вроде бы не Борислава, а самого себя: – Пристрастен ты, браток… и я тебя понимаю… Мы потеряли опытного работника… и товарища…

И только теперь я начинаю соображать, почему мне не дают слова – потому что я умер.

Темнеет все больше и больше, уже почти ничего не видно. Но это не черная пелена ночи, а беспокойный сумрак неясных сновидений. И, как всегда в такие моменты, я вижу Любо, который идет с беспечным видом своей неторопливой походкой, слегка припадая на одну ногу.

В те времена, когда мы с ним преследовали в пограничье бандитов среди голых каменистых холмов, Любо тяжело ранили, и хотя ему удалось выжить, он с тех пор прихрамывает, едва заметно, но все же прихрамывает, и это стало его неотъемлемой чертой. Он даже во сне является мне чуть прихрамывая, хотя было бы логично предположить, что призрак не обязательно должен строго копировать человека – он может передвигаться, не припадая на одну ногу.

Он подходит ко мне, останавливается, но на меня не смотрит, словно это явка и мы делаем вид, что совсем не знаем друг друга, а оказались рядом по чистой случайности.

– Своему бывшему начальнику ты можешь говорить все что угодно, браток, но только не мне, – бормочет Любо, почти повернувшись ко мне спиной. – Я-то знаю, зачем ты сунулся на виллу американца, знаю и то, как ты очутился в бункере. На виллу ты полез только ради того, чтобы выручить моего мальчишку.

– Не болтай глупости, – говорю. – Ты же знаешь, я выполнял задачу.

– Расскажи это кому-нибудь другому, только не мне, я как-никак сам тебя учил этому ремеслу и знаю все твои повадки. И нечего мне толковать, зачем ты это сделал.

– Но, выручив Бояна, я тут же мог отправиться восвояси.