Когда мы выходим на улицу, дама, сидевшая за дальним столиком, по странному совпадению тоже выходит следом за нами, сопровождаемая двумя стариками британского вида. Ох эти старцы. И эта Сусанна.
– Итак, в пять часов перед «Контис», – доверительно, но вполне отчетливо произношу я.
– Да, перед «Контис»! – негромко отвечает мосье Арон, бросая в мою сторону заговорщический взгляд.
– Ты мне скажешь в конце концов, что это за тип? – нетерпеливо спрашивает Флора, как только мы трогаемся в сторону отеля.
– Не обременяй себя пустяками, – внушаю я ей. – Какая тебе разница, кто он, лишь бы дело шло на лад.
– В таком случае я пойду за ним и сама до всего докопаюсь. Он так пялил на меня глаза, что достаточно одного моего слова…
Не закончив, она круто поворачивает в обратную сторону, и я нисколько не сомневаюсь, что при ее нахальстве ей ничего не стоит увязаться за ним.
– Довольно ребячеств, – рычу я и хватаю ее за руку. – Ты же сама слышала – зовут его Арон, он служит в «Нидегер и Пробст».
– А зачем он тебе понадобился? – продолжает она расспрашивать, неохотно идя со мной.
– Чтобы заполучить ключ, понимаешь, ключом он должен меня снабдить! Теперь ты удовлетворена?
– А где замок? – настаивает на своем эта невозможная женщина.
– Выяснится после обеда. Необходимые сведения плюс ключ – в этом и состоит значение сделки.
– И все это время вы говорили только о ключе? – любопытствует Флора.
– Ключ стоит денег, милая. И немалых денег.
– Видела, как ты сунул что-то в его рукав. Не слепая.
Мы идем молча, потом она снова спрашивает.
– Но все же ты должен знать хотя бы приблизительно, где находится замок… В вилле Горанофа или еще где?
– Естественно, в вилле Горанофа.
– А зачем он заказывал это устройство аж в Лозанне?
– Затем, что, наверно, имел в виду людей вроде нас с тобой. И хотел всячески затруднить их задачу. Можешь мне поверить, я потратил немало времени, чтоб нащупать этого Арона.
Наконец мы возвращаемся в отель. Сняв пиджак, я вытягиваюсь на широченной супружеской кровати, просто так, чтобы немного расслабить мышцы, и на всякий случай незаметно сую под подушку маленький лечебный препарат. Флора тоже собирается малость отдохнуть и, чтобы не измять свое чудесное летнее платье, которое так подчеркивает ее могучие формы, предусмотрительно снимает его, стоя перед зеркалом.
– При виде этого прозрачного белья у меня создается впечатление, что ты собралась не в деловую поездку, а на стриптиз, – отваживаюсь заметить ей.
– Деловая женщина всегда должна быть готова к стриптизу, дорогой мой. Не исключено ведь, что он может оказаться и принудительным, – спокойно отвечает Флора.
– Принудительным? В твоем случае? Не смеши меня.
Не считая нужным отвечать мне, она продолжает вертеться перед зеркалом – вероятно, не столько осматривая себя, сколько давая мне возможность полюбоваться ею. Что я и делаю, чтобы не обидеть ее.
Затем она идет ко мне походкой соблазнительницы из старых фильмов, останавливается и говорит:
– Ты бы разделся, чтобы не измять брюки. Я подчиняюсь, и все с той же целью – чтобы ее не обидеть. Потом, как-то непроизвольно, создается ситуация, которую иные целомудренные авторы обозначают одним или несколькими рядами точек. И мы расслабляемся, чтоб чуток подремать, ведь до пяти еще далеко, да и «Контис» где-то совсем рядом. У меня, разумеется, нет ни малейшего намерения вздремнуть, и нервы мои слишком напряжены, так что я просто слежу, когда моя «супруга» заснет наконец, но она никак не засыпает, ворочается с боку на бок, и я с трепетом ожидаю, что в один прекрасный миг кровать под нами рухнет, сокрушенная беспокойной красавицей.
– Ты уже потратил на эту операцию столько денег, Пьер… – слышится сонный голос Флоры.
– Что верно, то верно, – бормочу в ответ.
– …И потерял столько времени…
– Что верно, то верно, – повторяю я.
– …с единственной целью – чтобы меня осчастливить, не правда ли, мой мальчик?
– Грубовато работаешь, милая. Ты прекрасно знаешь, это не единственная цель. Но я действительно смогу тебя осчастливить. И в силу простого обстоятельства.
– Какого именно? – спрашивает она, но сонливость ее уже рассеялась.
– Там, где находится то, что ты ищешь, лежит и нечто другое, интересующее меня. Предельно просто, верно?
– А что это такое – «нечто другое», Пьер?
– Бумаги, документы – словом, ерунда, не стоящая выеденного яйца.
– И ты готов пожертвовать брильянтами ради ерунды?
– Именно: готов. Как бы невероятно это тебе ни казалось. Неужто ты не допускаешь, что есть вещи важнее денег?
– Нет. Не могу я допустить подобной глупости, – сознается она. Но вот ее голос снова делается сонным: – Впрочем, все зависит от точки зрения. Ты, наверно, из тех, кто, уйдя с головой в политику, бросают бомбы и стреляются…