Тайга: андроиды

В руках Туяры был такой же букетик ландышей, как и у подружек невесты. Благоухающие перевернутые котелки, они дышали и качались, напоминая о цветущей весне, которая пришла на Север. И никакие катастрофы не в силах ее остановить: ни пожары, ни землетрясения, ни наводнения, ни цунами. Весна приходит все равно, неизбежно, как приходит любовь к каждому из нас, хотя бы раз в жизни.

Дымка от платья рассеялась. Освещенные солнцем, Туяра и Антон стояли друг напротив друга. Шлейф из реальной ткани протянулся по всему проходу. Виртуальная станция, до того превратившая платье в необъятное облако, прекратила трансляцию. Теперь осталось только настоящее, прекрасное белое полотно, накинутое на самую счастливую женщину в мире.

Прошло время иллюзий, настало время истины. Больше никакого обмана, никаких проекций, никакой лжи — настал момент давать клятвы и обещания.

Любовь долготерпит: Антон и Туяра ждали этого дня десять лет.

Любовь не предает: Туяра готова была пожертвовать жизнью ради Антона во время вылета на Москву.

Любовь не мыслит зла: оба они, соединяясь в одно целое, подчинялись единственной цели — служить своей стране и защищать ее до последнего вздоха.

Любовь всему верит, всего надеется, все переносит: а испытания ждут их впереди. Ведь их путь только начался. По крайней мере так им казалось.

Сегодня все предыдущие десять лет, проведенные вместе, сошлись в одно драгоценное мгновение, на бескрайнем поле в весенний день в городе Мирный.

И снова ветер возносил фату Туяры. Подружки невесты касались белого полотна, слушали клятвы, будто молитву двух сердец, произнесенную вслух. Друзья жениха задумывались над каждым словом. Собравшиеся жмурились под лучами весеннего солнца. В эту минуту каждый вспоминал свою неповторимую историю любви, кто с радостью, кто с грустью, но вспоминал обязательно.

Лишь единицы из присутствующих здесь могли взять за руки любимых, чтобы разделить с ними мгновение. Больше было тех, кто стоял в одиночестве, что ощущалось теперь острее, чем в обычные дни. И все же, как ни тягостно одиночество, есть в нем много от света надежды. Ведь пока любящие сердца могут соединиться, значит, надежда есть.

Сибиряк протянул Леде руку. Титов стоял совсем близко к Ингрид и касался ее плеча. Генерал Макаров напечатал простое, но очень искреннее сообщение своей жене в Новороссийск. Тимофей Иванович пригладил усы и, вспомнив давнее прошлое, улыбнулся самому себе, молодому, застенчивому и влюбленному, сжимавшему в руках букет красных тюльпанов.

Генерал Ли приложил руку к груди и почувствовал биение сердца, в котором он нес единственную любовь всей жизни — своего сына. И в каждом ровном ударе он ощутил смирение и неожиданный покой. Пока память о Зихао жива, мальчик остается в этом мире, и никто не может забрать его у Донга Ли. Никто и никогда.

Василий Павлович вспоминал что-то из своего прошлого. Что именно? Никто и никогда не узнает, ведь блестящий разведчик хорошо умел скрывать тайны. Только вот от себя не скроешь ничего. Василий Павлович погрузился в бесценные воспоминания, принадлежащие лишь ему, и от этого еще более дорогие его сердцу. Возможно, он думал о ком-то, кого любил, но доподлинно это неизвестно.

Любовь все переносит и никогда не перестает.

Ведь пока вращается Земля, пока живо человечество, пока здесь останется хоть птица, хоть насекомое, хоть хищный зверь, хоть одно создание, оно будет отчаиваться и надеяться, страдать и радоваться, плакать и торжествовать. Потому что это и есть любовь.

***

После церемонии Туяра и Антон прошли к главному столу. Ткань над шатром хлопала на ветру, будто крыло огромной птицы. В тени и прохладе люди принюхивались к запахам готовящихся блюд. Гостей было так много, что один шатер не мог вместить всех. По воздуху плыли все новые столы, накрытые белыми скатертями, как приведения они кружились и опускались на землю согласно плану рассадки. Встав, стол замирал, из белой скатерти проецировалось голографическое лицо того гостя, что должен занять конкретное место. Стул подплывал туда же и вставал в ожидании. Гости расходились по полю, узнавая себя в голографических портретах.

Леда провела рукой над своей голограммой. Ее призрачное лицо, рожденное из белоснежной скатерти, исказилось, пошло рябью, как рябит гладь водоема в ветреный день. Бабочки на ее браслете взлетели — разноцветное суетливое облачко крохотных созданий. Сибиряк сел рядом. Туяра предусмотрела все: она хотела, чтобы праздник ее с Антоном любви сблизил Сибиряка и единственную девушку, которой он был не безразличен.