Маршал и Василий Павлович сидели в кабинете вдвоем. Теперь, когда все закончилось, они могли вздохнуть спокойно. Титов следил за самолетом Антона на трехмерной проекции посреди рабочего стола.
— Полковник Соколова жива, она успела катапультироваться, — доложил Василий Павлович.
Титов никогда не интересовался, откуда разведчик так быстро получает нужные сведения. Не стал уточнять и теперь. У этого человека с проницательными серыми глазами и неподвижной мимикой должны быть свои секреты.
— Слава богу, — выдохнул Титов. — Если честно, я даже не надеялся. У меня будто камень с души свалился.
Василий Павлович бесстрастно посмотрел на маршала сквозь стекла очков.
— Вы хотите спросить? Знаю, хотите, — Титов ответил на его взгляд.
— Меня это не касается. Вы сами принимаете решения, а я обеспечиваю вас необходимой информацией.
— Но вам интересно, — заметил маршал.
— Не скрою, так и есть.
— Я поставил их в пару в авангарде на самую рискованную часть операции, чтобы доказать самому себе — любовь не слабость.
Василий Павлович не изменился в лице, он снял очки, протер их краем серого свитера.
— Если вы хотите знать мое мнение, а вы хотите, потому и говорите мне все это, то я позволю себе высказаться.
Титов кивнул, хотя разведчик все равно не заметил, потому что так и продолжал смотреть на свои очки, которые держал в руках.
— Ваша главная слабость… — и он поднял глаза на удивленного маршала, — в том, что вы боитесь слабости. Нет ничего зазорного ни в страхе, ни в любви. Никто не идеален.
Маршал прищурился.
— Мне казалось, что у меня нет ни единой слабости. Я удивлен тем, что вы говорите.
— Ну вот видите. Вы хотите быть совершенством, но это невозможно.
— Я всегда полагал: чего бы ты ни достиг в жизни, как бы силен ни был, одна ахиллесова пята тебя прикончит. Я не хочу, чтобы в мире было что-то, способное меня погубить.
Василий Павлович покачал головой. Он посмотрел в окно. Вечерело. Его взгляд наконец смягчился, лицо разгладилось, морщинки возле рта исчезли, уголки губ приподнялись в слабой улыбке.
— Так не бывает, Виктор. Стремление к совершенству — та же слабость. Вы многое вычеркиваете из своей жизни, чтобы достичь того, чего человек достичь не может. Вот и теперь…
— Что теперь? — насторожился Титов.
— Вы рискнули двумя лучшими пилотами, дабы убедиться, что у вас нет ахиллесовой пяты. Если бы они оба погибли, потеря была бы невосполнимой. Это было решение, продиктованное не холодным рассудком, а стремлением что-то себе доказать.
Наверное, никто в мире не мог бы высказать Титову то, на что осмеливался Василий Павлович. Но осторожный разведчик отчего-то знал: маршалу нужен этот разговор, и никто не может лучше, чем он, открыть Титову глаза на происходящее.
— Вы правы, — задумчиво произнес Титов. — Я поступил как дурак.
Василий Павлович нахмурился.
— Вы поступили, как человек. Обычный человек, со своими слабостями.
— Ну скажите, ведь дурак?
Разведчик помотал головой.
— Дурак не судит себя так строго, как это делаете вы. В общем, — Василий Павлович встал, — мой вам совет, если позволите.
— Конечно, — покорно согласился Титов.
— Выберете какую-нибудь одну слабость, и пусть она у вас будет. Это полезно и не вредит делу. Зато снимет с вас непосильный груз недостижимого совершенства. Что-нибудь одно, без чего вы не можете обойтись. И тогда ваша жизнь наконец придет в равновесие.
— Удивительно, — начал Титов, — вы совсем не похожи на человека, с которым можно быть откровенным. Но уже в который раз я говорю именно с вами, будто с лучшим другом.
Разведчик пожал плечами.
— А может, у нас такая странная дружба?
Титов улыбнулся. Василий Павлович вышел.
Маршал подумал-подумал и набрал номер Ингрид Берг. Пожалуй, эту слабость он хотел себе позволить.
Подобны друг другу
Четверка наблюдала общее ликование. Весть о том, что люди маршала взяли власть над парламентом, носилась в чатах, разлеталась голосами в коридорах, обсуждалась на каждом шагу. Для самой Четверки это ничего особенного не значило. Ей просто не терпелось получить новые инструкции от руководства и приступить к работе. Она протискивалась между военными: здание гудело, как улей, и все высыпали в коридоры.
— Наконец нашла тебя, — обрадовалась Четверка, беря Ай Пи за руку.
Та посмотрела на нее одним синим, одним зеленым глазом.
— Где Сибиряк? — поинтересовалась Четверка.
— Они с Ледой и Носовым поехали на аэродром. Оттуда вылетают еще три группы летчиков.
— А Сибиряк летит? — спросила Четверка.
— Таких распоряжений ему не поступало.
Четверка повела Ай Пи к блоку, где размещались жилые комнаты. Здесь было тихо.
— Ты что-то хотела? — бесстрастно спросила Ай Пи.
Четверка задумалась.
— Да нет, просто решила увидеться с тобой. Я так давно не выходила из инженерного корпуса, что уже соскучилась по общению.