Светляки приблизились к лицу Сибиряка. Он видел их крохотные глазки, которых ни за что не разглядел бы в реальности, но сейчас его глаза были глазами души. Черные горошинки разглядывали Сибиряка, бесстрастно, как порой смотрели на него глаза Артура, если тот поднимал голову к своему другу. Сибиряк улыбнулся, и свет десятка маленьких брюшек замерцал. Он снова поднял руку, чтобы дотронуться до одной из букашек, но светляки в испуге разлетелись кто куда. Они повисли во мраке над головой Сибиряка, как звезды в небе, и теперь там были тысячи светящихся насекомых, застывших где-то сверху над парящим в пустоте Сибиряком. Мрак понемногу рассеивался, как бывает если в ночном небе появляется луна. Сибиряк посмотрел вниз — просветлевшая бездна уходит в бесконечность. Сибиряк позвал Артура, но тот не откликнулся. Казалось, Артур забыл все слова на свете, вычеркнул их из своего сознания. Зачем? За ненадобностью. Сибиряк понял это, ведь все было так очевидно. После того, что произошло с матерью Артура, с его отцом, после того, что Артур сделал с Тобиасом, после того, как он потерял Эмму, единственную девушку, которую любил, ему нечего было сказать этому миру. И он замолчал, как смолкает оркестр, когда концерт окончен и зрители разошлись.
— Твой голос нужен мне, — ласково сказал Сибиряк. — Я ждал тебя тридцать лет. Может быть, Эмма еще жива, и, если ты заговоришь, мы непременно найдем ее. Вместе. Мы все исправим. Клянусь тебе.
Ему отчаянно хотелось, чтобы Артур произнес хоть что-нибудь, снял с него груз вины, который Сибиряк сам на себя взвалил. Он снова посмотрел на небо. Светляки, ставшие звездами, падали вниз. Один за одним, тысячи светящихся точек валились с небосклона и гасли на полпути. Артур хранил молчание, ему было все равно. Он жил в своей тьме, а надежда зажигалась в нем и росла, превращаясь в тысячи огней, но вскоре гасла.
Сибиряк не хотел уходить ни с чем, тяжесть давила ему на сердце все сильнее. Он попробовал сделать глубокий вдох, но почувствовал лишь боль в груди. Он зажмурился от боли, а когда открыл глаза, перед ним в пустоте парило дерево. Его ветви без листьев поросли колючками. Он коснулся ветки, на которой висело круглое гнездо, и внутри раздалось пение птицы. Сибиряк узнал эту мелодию, песню стеклышек, что качаются на деревьях. Так звучал сад на Норт-Бразер, сад, украшенный Эммой. Чистый перезвон, музыка ветра и разноцветных осколков. Из гнезда выглянул ткачик. Он испуганно посмотрел на Сибиряка и спрятался в своем убежище. Сибиряк дотронулся до круглого гнезда — на ощупь он понял, что оно свито из белых волос Эммы.
— Что бы тогда ни случилось, мы были счастливы на острове, — прошептал Сибиряк.
В гнезде снова, теперь уже грустно, запел ткачик.
Сибиряк и Артур вместе открыли глаза в комнате. Леды не было, она ушла, чтобы не мешать волшебству, на которое был способен Сибиряк. Андроид закрылась в своей подсобке. Они с Артуром остались вдвоем. Сибиряк так и сидел у его кресла, но теперь Артур держал его руку в своей. Он смотрел на Сибиряка осознанно. Значит, не все еще потеряно и Сибиряк может достучаться до Артура. Он улыбнулся другу, но Артур не улыбнулся в ответ. Его глаза теряли свет разума, гасли, как те светляки, что освещали мрак его души. Через минуту он снова глядел в никуда, а его рука, сжимавшая ладонь Сибиряка, совсем ослабела.
Сибиряк встал. Наступила ночь. Как долго они пробыли вместе в темноте души Артура? Он поднял свалившийся на пол плед, накрыл своего друга, погладил его по щеке и вышел. Теперь он по крайней мере знал, что Артур принял для себя решение: он дал обет молчания, обет забвения, не в силах смириться с тем, что пережил. И Сибиряк молился о том, чтобы понять, как исцелить не разум Артура, но его душу.
Землетрясение
Леда и Сибиряк встретили Носова в столовой. Как обычно, тот прихлебывал сладкий чай, с аппетитом хрустел шоколадным печеньем и листал ветку общего чата.
Четверка и Ай Пи уже были здесь. Теперь Ай Пи нравилось быть среди людей, и, хотя она по-прежнему скрывала свою эмоциональность, но в толпе чувствовала себя, как дома. И сейчас, в переполненной столовой, ей хотелось как можно больше услышать, понять и почувствовать.
— Какие люди! — Носов привстал, пожал Сибиряку руку, кивнул Леде. — Макаров в Москве. Они готовятся к празднованию по случаю назначения Титова. Меня он вроде как оставил за старшего.
— Не только тебя, Олег, — усмехнулась Леда. — Тебе не по чину здесь командовать.
— Так-то оно так, но именно на меня Макаров возлагает большие надежды, — парировал Носов.
— Еще бы ты думал иначе, гордец, — фыркнула Леда.
— Между прочим это я руководил операцией в Голландии, — высокомерно произнес Носов.
Леда открыла рот, чтобы напомнить ему о Габи Хельгбауэр, но тут же осеклась.
— Чувствуете? — вмешалась в их пикировку Четверка.
— Толчки, — сказала Ай Пи. Она уже подключалась к общей информационной ветке. Андроиды первыми получали сообщения о сейсмической активности. Интеллектуальные машины должны были позаботиться о людях, поэтому были в курсе всех событий.