Тайга и зона

– Бывает, – нейтральным голосом отозвался Карташ, только сейчас смекнув, что на пару с Машей заимел зэка – считай, беглого – в качестве шофёра по ночной тайге. И сие как-то не улыбалось. Ещё полоснёт бритвой, ссыльный всё ж таки, как говорится в одном бородатом анекдоте… А с другой стороны – если б не Таксист, поглумились бы над ними возле зоны, это уж к гадалке не ходи…

Он сказал примирительно:

– Давай вперёд помаленьку, лады? Гнать только вот не надо.

Гриневский выжал сцепление и тронулся.

Алексея вдруг неукротимо потянуло в сон. По эту сторону яви его удержало лишь осознание того, что сон, настоящий сон, ночной кошмар остался там, позади. И возвращаться в него ох как не хотелось…

Глава вторая. Трое плюс пистолет

27 июля 200* года, 23.16.

Воспевать ночную езду по тайге взялись бы разве самые отпетые романтики – из тех, что если и выбираются из столиц, то не далее чем на дачные участки, где, сидя на веранде с видом на жидкий, истоптанный грибниками лесок, прихлёбывают чаёк напополам с коньячком и сочиняют сердцещипательные песенки о палатках, геологах, кострах, о туманах и о запахах тайги. В общем, про то, что «нам не страшен дождик хмурый».

Взаправдашняя ночная езда по таёжной дороге, даже на уазике, то есть на самой приспособленной к этим ралли машине, напрочь лишена какой бы то ни было романтики. Темень беспросветная, свет фар отвоёвывает у мрака лишь крохотный плацдарм прямо перед скачущей по ухабам машиной. Скорость приходится держать невысокую, тайга становится всё гуще, дорога всё уже, ветви то и дело хлещут по стеклу. И вскоре под кожу начинает просачиваться неприятный холодок, а вслед за этим сердечко внезапно сжимают невидимые пассатижи – так накатывает ощущение безлюдья, раскинувшегося во все стороны на сотни, а то и тысячи вёрст, безлюдья, во владения которого ты забираешься глубже и глубже. Какая уж тут к чертям романтика! Ты вдруг осознаёшь, как с треском рвутся все твои привычные, уютные, удобные связи, как ты отныне далёк от телефонов, лекарств, «скорой помощи», запасов еды на полках холодильников, мягких постелей, тепла и прочих благ цивилизации. Тебя не прикроют МЧС, МВД и прочие службы. С этого момента можешь полагаться только на себя и на удачу.

Ты становишься частью изначальной жизни, которой ты безразличен, как плевок, которая обходилась без тебя миллионы лет и не заметит твоего ухода из мира. И приятного в этих ощущениях нет ничего – что бы не пели столичные барды…

Ехали молча. И не только из-за стресса, а ещё и по вполне житейской причине – трясло нещадно. Раздолбанная лесовозами таёжная стёжка не давала людям возможности оторвать ладони от скоб и спинок сидений. На таких ухабах будешь много говорить – точно себе язык откусишь.

Карташ посматривал вперёд, видел тёмный, отрешённый профиль Маши, её потухший взгляд и сжатые губы. Гриневский же выглядел сейчас за рулём точно так же, как и несколько часов назад – как собранный, хоть и раздражённый, уверенный в себе, хоть и не спавший ночь шофёр на тяжёлой трассе. «О чём он, интересно, сейчас размышляет?» – гадал Карташ. Пошевелился, нашаривая под собой бушлат, – хорошо захватил для выгула доченьки…

– Никаких развилок, – внезапно произнесла Маша глухим голосом.

Алексею показалось, что вырвавшаяся у неё фраза относится вовсе не к лесной дороге, а к чему-то более значительному, всеобъемлющему, может быть, фраза эта – некий итог её невесёлых раздумий.

– Некуда тут сворачивать, – без выражения проговорил Гриневский. Ну, уж этот-то точно имел в виду таёжную трассу.

Кстати, и вправду развилок не будет до самого подъезда к лесосеке. Так и трястись им по безвариантной узкой стёжке, на которой чтобы разъехаться, шофёрам встречных машин пришлось бы демонстрировать чудеса высшего пилотажа…

«Вот и сходили в отпуск, бля…» – со злостью подумал Карташ. Покосился на Машу. Та сидела прямо, невидяще глядя перед собой. Истерикой пока не пахло, молоток девка, держится. Соображает, что не до папы сейчас… А сейчас до разговорчика по душам кое с кем. Самое время.

И сказал отрывисто, положив руку со стволом на плечо водителя:

– Короче, заключённый Гриневский. Время разбора полётов. Отвечай быстренько и честно, как у духовника. Что за херня происходит?.. – Вдавил в его шею дуло «Макарова». – Стоп-стоп, ты мне плечиками-то не елозь. У меня, понимаешь ли, ствол, а тебя – голы рученьки. И прежде чем ты руль в канаву какую-нибудь повернуть успеешь, я тебе полчерепа снесу, усёк? Тогда продолжаем «Что? Где? Когда?»… Мы, понимаешь ли, теперь с тобой одним миром мазаны – ты, получается, беглый, а я, получается, тоже вроде как пост покинул… И скрывать сейчас что-либо друг от друга у нас резона нет. Повторяю: что в зоне произошло?

– Соскок, начальник, – после долгой паузы негромко ответил Гриневский. – Семеро «углов» срыли под шумок… точнее, собирались. Ради того всё и затеяно было.

Наступило время Карташу раскинуть мозгами.