Голос Наташи вывел меня из стопора. И я неожиданно понял, что промерз до костей. Вода действительно была холодной. У самого дна вихрями закручивались ледяные потоки.
— Да, сейчас…
И пошел к берегу на непослушных ногах.
Зубы отбивали дробь. Кожа покрылась зябкими мурашками. Я бы не удивился, что губы мои сейчас, как в детстве, стали синие. Две заботливые «мамочки» усадили меня на стул, принялись хлопотать вокруг.
— Что за дурь? Что за блажь такая все делать назло? — приговаривала Наташа.
Она обтерла меня со спины полотенцем, набросила на плечи куртку. Зина сунула в руки чашку горячего какао.
Напиток был душистым. Пах шоколадом и молоком. Молоком? Стало интересно, как им удалось протащить в тайгу молоко. Неужели перли на себе такую тяжесть. Я спросил:
— А молоко здесь откуда?
Зиночка вздохнула, ушла под навес, вернулась с консервной банкой в руках. На банке была желтая с синим этикетка. Со своего места, надписи на ней я не видел. Девушка подошла ко мне, проворчала:
— Здорово тебе по башке настучали, если ты элементарные вещи забыл.
Я взял банку, прочитал на этикетке: «Молоко коровье цельное сухое». Мысленно отругал себя, что не допетрил сам. Потом подумал, что и хрен с ним. Кто знает, как обычно бывает при амнезии? Что остается в голове, а что нет? Не помню и все! Проронил:
— Понятно.
Вернул банку обратно.
Наташа, оставившая сей конфуз без комментариев, сказала:
— Переодеть тебя надо. Давай, я трусы сухие принесу.
Я вдруг представил, как натягиваю сухие труселя прямо здесь, под присмотром двух девушек. Эта идея мне не понравилась. Не то что бы я страдал излишней стеснительностью. Но как-то не комильфо…
Я поднялся, остановил Наташу:
— Не надо, я сам.
Она пожала плечами:
— Сам, так сам.
Отняла у меня чашку и отхлебнула.
— Только не застревай там. Еда остынет. А греть десять раз я не собираюсь. Тут тебе не ресторан!
Не ресторан, не ресторан, не ресторан…
Почему эти два слова застряли в моей памяти? Я шел и бесконечно повторял их про себя. Было в них что-то важное, что-то значимое. Они хранили разгадку какой-то тайны. Жаль, я не мог вспомнить, какой.
Смена белья лежала в рюкзаке. Сколько нужно человеку, чтобы снять мокрые труселя и натянуть сухие? Секунд двадцать? Вон, в армии раньше учили одеваться за сорок секунд. Или за пятьдесят? Я попытался вспомнить этот факт из рассказав отца. Задумался и нарвался на очередной возмущенный вопль.
— Миха, ты где опять застрял?
Кричала Ната.
Я повертел в руках сырые семейники. Куда их девать? Накинул их сверху на рюкзак, решил, что сушиться повешу потом. Напялил носки, штаны, футболку и вышел в люди уже в человеческом виде.
При взгляде на озеро меня невольно передернуло. Никогда, ни за что не полезу я здесь больше в воду. Хватит.
— Миш! — Наташа уже откровенно злилась.
— Иду!
И припустил к навесу трусцой.
На завтрак был омлет. Я хотел было спросить про яйца, но не стал. Наташа все же поймала мой удивленный взгляд, предъявила бумажную коробку, усмехнулась:
— Не мучайся. Яйца мы сюда тоже не тащили. Обычный яичный порошок.
Мне долили в чашку какао, вручили вилку, серую горбушку.
— Хлеб кончился, — тихо сказала Зиночка. — Хорошо, что есть два мешка сухарей. Но надолго их не хватит.
— Там еще мука, — Наташа придвинула вещмешок, — лепешек напечем.
— А потом? — Голос Зиночки дрогнул. — Когда все закончится?
Мне захотелось ее утешить:
— Рыба в озере не закончится, — сказал я с умным видом. — И Эдик травы знает, корешки разные. С голоду не умрем.
На слове рыба встрепенулась Наташа.
— Кстати, — сказала она, — по поводу рыбы. Здесь речка есть неподалеку, ты обещал нам омуля наловить. Или теперь… — Она беспомощно махнула рукой.
Я даже приосанился. Что-что, а рыбалку в нашем семействе уважали. Сказал, как можно внушительнее:
— Ну, омуля я, конечно, не ловил никогда…
И осекся. Что за бес меня сегодня тянет за язык? Наташа вздохнула совсем уж безнадежно, почти простонала:
— Ну вот, опять. Омуля он не ловил! А кто тогда ловил?
Я поспешил ее успокоить:
— Ната, не злись.
Она внезапно взбеленилась, пошла красными пятнами, наставила на меня палец:
— Не называй меня Натой. Никогда! Слышишь? Меня так только Юрка звал с детства. А ты…
Она махнула рукой, продолжать не стала.
— А я как?
Наташа бросила на Зиночку беспомощный взгляд, сказала:
— Не важно.
Сказала таким тоном, что я не рискнул уточнять. Зина глянула на меня с укоризной. Пришлось пожать плечами, мол, что я могу? Я же не виноват! Наташа выбежала и скрылась в нашей палатке.
Аппетит отшибло начисто. Я наскоро заглотил омлет, допил какао, прихватил горбушку с собой и спустился к озеру. Надо было вымыть посуду и подумать, что делать дальше. В голове был вакуум — ни одной умной мысли. Только в книжках попаданцы сразу знают, что и как делать. Только там они не ошибаются. В жизни все оказалось не так.
Ну и хрен с ним. Не может же так случиться, что мы все останемся здесь навсегда? Нас найдут. Должны найти. Я оставил чистую посуду у воды, сел на траву, откинулся на спину, уставился в небо. Не хотелось ничего, только лежать и пялиться в никуда.