Тайяна. Вырваться на свободу

— Аэлена, это первый раз убить сложно, — Рошер смотрел грустною — А потом, когда привыкаешь…

Женщина закрыла лицо руками. Яна подошла к ней, коснулась запястья.

— Ты не виновата.

— Гетанро — мой род! Моя кровь! Что пошло не так, почему в моем роду появилось — это?!

— Ничего. Так иногда бывает — яблоко гниет прямо на дереве и мы не можем понять отчего.

— Это — мое дерево. А если и дальше в роду Авельенов будут гнилые яблоки?!

— Не будет. Так бывает, раз в сто лет в любом роду рождаются подлецы. И у нас такое бывало… — Яна вспомнила про свою тетю. Да что б ты с сестрой не делила, остальные‑то при чем?! — Это… бывает.

— Знаешь, мне от этого не легче.

— Знаю.

Аэлена отняла руки от лица.

— Яна, а если это я виновата?

— что Вериола решила тебе отомстить? Ты. А вот что она начала убивать посторонних людей — уже она. Не терзай себя, Аэла. Это жизнь, а она не делится на разум без остатка.*

* Сущее не делится на разум без остатка. И. В. Гете. Прим. авт.

— Неутешительно.

— А я тебя и не утешаю. Ты чего больше хочешь — найти эту гадину — или подождать, пока она доберется до твоих детей?

— Я ей сама горло порву! — рявкнула Аэлена, мигом забывая про все беды. Яна улыбнулась.

— Так‑то лучше. Итак — рахшар.

— Он редкий? — уточнила Аэлена.

— Нечастый. Скажем так, достать можно, но места знать нужно. — Рошер думал. — Может ли быть так, что это совпадение?

— Нет. Мне кажется, что яд одинаков.

— Яблоки все одинаковы.

— Но можно их по — разному приготовить, — Яна прищелкнула пальцами. — Рахшар можно мелко порубить, дать отстояться и слить сок. Можно настоять его на крепленном вине. Или выварить в масле.

— И здесь?

— Самый простой. Натертый и слитый.

— А как…

— они действуют по — разному. Вот этот вид дает пену в углах рта, но белки глаз остаются чистыми. А если на вине — лопаются сосуды в глазах, этакая сеточка…

— я понял, — кивнул Рошер. — Ладно, примем, как факт.

— и вернемся к 'наезднику'. Где ему могли дать яд?

Рошер нахмурился. Вздохнул. И признался.

— Только в доме стражи.

— А кто?

— Не знаю! Кто угодно! Тюремщик, например! Тюремщик!?

Яна прищурилась, вспоминая.

— Вообще, он успел перед смертью сказать одно слово. Или не слово… 'Слив'. А вот что бы это значило?

— А вот что это означает, надо выяснять мне. Завтра пойду узнавать и разбираться, — Рошер был серьезен. — Если у Вериолы есть сообщник из числа стражников, это очень плохо. Очень.

— Да уж чего бы хорошего. Итак. На мне завтра Эмина и стража.

— У меня бордель.

— Я сижу дома и никуда не выхожу. Гарт занимается детьми. Только бы все обошлось!

— Есть еще Диолат, — напомнил Рошер.

— Я к нему не пойду! И не выйду! Видеть его не хочу! — Аэлена вскочила с места.

— А вот тут я подумала, — Яна была серьезна и спокойна. — Ты не хочешь его видеть, но физически тебя к нему тянет?

— Да.

— Скорее всего, он что‑то применяет. У меня Ааша сегодня чихала полдня. А обнаружить не можем, потому что на нем, а не на тебе. С чего ты ему так понадобилась — не знаю, но…

В дверь заскреблись.

— Войдите!

На пороге кабинета показался дворецкий.

— Лара Аэлена, к вам прибыл трайши Диолат. Почтительнейше просит принять его.

— я к нему не пойду!

Чернильница, запущенная сильной рукой художницы, ударилась о стену.

— Аэлена, — нерешительно начал Рошер.

— не могу! Не выдержу!! Довольно!!!

Рошер переглянулся с Яной.

— Яна, ты…

— Да. — и уже к дворецкому. — передайте трайши, что мы будем через пару минут.

— Мы?

— Я и ты. А Аэлена посидит у себя в комнате. Для надежности — под охраной Ааши.

— думаешь, стоит?

— Мне надо, чтобы ты на него сам поглядел.

Рошер кивнул и потащился к зеркалу. Для разговора с высокородным трайши у него был слишком растрепанный вид.

* * *

Аэлена тигрицей металась по комнате.

Что, ну вот что с ней происходит!? Как так получается, что она себе не хозяйка!?

Одно его слово, один взгляд, ласковое прикосновение — и она что угодно готова отдать. Собачонкой бежать на край света!

Почему!?

Аэлена вообще не отличалась излишней эмоциональностью. Вот такая особенность, как художницы. В картины она вкладывала всю душу, весь разум, чувства, сердце, она жила в них — и рисунки получались ярче своей хозяйки. А вот в жизни…

Аэлена была спокойна, что бы не происходило в ее жизни. Важны две вещи — жизнь и здоровье. Твое и твоих родных и близких. Остальное купим, выбросим, починим, заработаем.

Вокруг могут создаваться и рушиться империи, греметь войны и возвращаться листэрр. Если это не касается твоей семьи — пусть провалится в Разлом!

На этом Аэлена и строила всю свою жизнь.

И уверенно шла по жизни.

Нельзя сказать, что она любила мужа до безумия. Нет, он был частью ее мира. Кусочком ее.

Не любовь?

Не безумные и бешеные страсти, от которых чернеет в глазах?

А что сильнее? Кто ответит? Страсть рано или поздно перегорает и не у всех хватает сил вырастить на пепелище хотя бы зеленую траву. А вот так, когда врастаешь друг в друга, притираешься, жить без своей половинки не можешь…