Тайка

За такими размышлениями Тайку и убил наповал сон. И то: долгий был нынче день. Сколько километров протопали бедовые ноженьки! Куда только не гоняет их хитроумная Тайкина голова!

* * *

Едва Наташа осталась одна, мир призраков и теней придвинулся и обступил ее. Она боялась обернуться. Боялась поднять глаза. Казалось, и сливки, и мед, и чай, и сухари — все это, аккуратно разложенное и расставленное справа от нее, на стуле, застеленном холстинковой салфеткой, все это подала мамина рука. И мамина рука накинула на ее плечи мохнатый клетчатый шарф, так напоминающий их плед, и мамина рука укутала ноги ее вязаной шерстяной фуфайкой… Сама мама там, за спиной, в другой комнате. Занята чем-то. Быть может, просматривает ребячьи рисунки. Сейчас она закончит с ними и выйдет. Да-да, скрипнула половица. Приоткрылась дверь, пахнуло холодком из комнаты… Идет! Сейчас положит руки на плечи Наташи, погладит по голове…

Наташа медленно, очень медленно встала. Не глядя сунула ноги в валенки, которые не успели не только просохнуть, но даже согреться. От них шел пар. Шубку одевать не стала, взяла под мышку, бесшумно переступила порог и притворила, прижала спиной дверь. Потом быстро, на цыпочках преодолела сени. И, не помня себя, перелетев дорогу, очутилась у крыльца Тайкиного дома. Вбежала в избу — та же темень. Позвала вдруг сломившимся голосом:

— Бабушка Пантелеевна! Вы здесь?

Тайка вскочила спросонья:

— Баб, это ты?

Наташа вмиг оказалась на печи, вцепилась в Тайку, уткнулась носом в се колени, заплакала обильными горячими слезами так безысходно, как не плакала и на похоронах матери.

Тайка, смешная и бедовая проказница Тайка, Тайка-мальчишка, преобразилась вдруг в маленькую мудрую женщину.

— Ну-ну, чего ты, — сначала испуганно, затем все более уверенно приговаривала она, — чего ты, Калиночка, испугалась? Ну чего ты? А тебя-то все ищут! А я воды греться поставила! Сейчас ножки парить в горчице будем. Да успокойся ты. Никому я тебя не отдам. Никто тебя здесь не обидит. Ну, Наталочка? — И Тайка, никогда, никого не допускавшая до себя с лаской, Тайка, позволявшая себе в виде исключения полизаться с рыжим Петькиным щенком, гладила Наташу по волосам, по лицу, целовала в мокрые соленые щеки. И все шептала что-то ласковое: — Спать, спать, мой котеночек! Спать, сестричка моя, моя доченька! Печка горячая, ложись, я тебя укрою, я с тобой! — и укладывала Наташу на свою руку, и натягивала на нее старое ватное одеяло.

Так они и уснули обе, не дождавшись, не услышав, как вернулся с художником отец. Отец, решив самолично убедиться, что Тайка тоже дома, полез с фонариком на печку и обнаружил, что и вторая девочка здесь же. Художник удивился и ушел. А ближе к полуночи заявились тетка Устинья, бабушка Пантелеевна, дед Филипп и Митяйка. Митяйка спал, разумеется. Сонного, его подложили девчонкам под бочок. Приехали гостеваны на ночь глядя потому, что боялись остаться на хуторе до утра. К утру дорогу могло перемести окончательно, и тогда бы сидеть им там еще неделю.

* * *

Тайка проснулась от громкого треска. Едва светало. На стеклах и по стенам играли теплые блики. Топилась печь. Стреляли сосновые чурки. Бабушка неслышно возилась в кути, раскатывая на залавке сочни. Мать, видно, доила корову. Из горницы доносился отцовский храп. Вдруг к нему присоединилось потешное тоненькое сопение. Рядом, почти под мышкой у Тайки. Митюшка! Значит, приехали! Да ведь им уже и уезжать сегодня! Тайка разглядывала спящих своих друзей. Митя спит, как маленький богатырь, маленький Илья Муромец, руки-ноги широко разбросал. У Наташи ресницы и во сне вздрагивают. А возле губ волосок прильнул. Тайка хотела убрать, а это морщинка. Протянула ладонь погладить подружку по голове — Наташа открыла глаза.

— Сама проснулась, а меня не будишь? — с шутливой обидой спросила она.

Внизу под полатями раздался стук, дробный топот, потом веселое журчание. Бабушка, выхватив из-под шестка пустую консервную банку, бросилась в этот полный звуков угол. Девчонки развеселились. Уж эта Зимка!

Вскоре пришла мать и принялась печь лепешки.

— Девчонки, айдате поешьте горяченьких с парным молоком, за вчерашнее. Вчерась, говорят, голодные уснули! — позвала она.

Едва те сели за стол, в сенях хлопнула дверь, прихлынули тонкие голоса, шаги. На пороге появилась ватага ребятишек. Еще за последним не затворилась дверь, а они уже бойко затянули колядку:

— …Сами, люди, знаете, зачем мы пришли. За копеечкой. Открывайте сундучки, доставайте пятачки. У кого нет пятака, то корову за рога — со двора!

Свесил голову Митя. Из горницы выглянула заспанная бородатая физиономия деда Филиппа.

— Что-о, за гостинцами, детвора, пришла? — Дед был в подштанниках и потому из дверей высунул только одну руку да голову. — Дай-ко, сестрима, мой шубник! — попросил он хриплым добрым голосом.

Бабушка подала ему полушубок. Дед Филипп выгреб из карманов мелочь и раздал ребятишкам. Тайкина мать притащила из кладовки сырчиков, оделила каждого. Подумала и достала с полки еще пакет с конфетами, привезенными Наташей в гостинец.