Таймбург. Вдогонку за проигранным временем

Раньше я думал, что в таких магазинчиках повстречаешь разве что скучающих полусонных продавцов. Но тут оказалось на удивление многолюдно. Мужчина в длинном серебристом плаще, из-под которого выступали носки начищенных ботинок с латунными пряжками, рассматривал бутыльки и банки, закрытые маслянистой коричневой бумагой, перетянутой чёрной бечевой, на конце которой висели жёлтые этикетки с фиолетовыми чернильными надписями. За прозрачным голубовато-ледянистым стеклом виднелись сухие травы бледно-зелёного цвета, сморщенные, высохшие плоды, разноцветные порошки, обломки, схожие с лимонными и апельсиновыми корками, бурые палочки непонятного предназначения, диковинные звёздочки, покрытые блёстками.

В розовом платье под смешной зелёной шляпой с белым бантом замерла дама, которая в компании с высоким и тощим старичком, изредка подкручивавшим пальцем тощую бородку, рылись в коробе. В четыре руки они доставали похрустывающие бумажные пакеты с цветастыми наклейками. Рядом топтался светловолосый юноша. Его фирменный фартук с вышитыми палочками корицы намекал, что перед нами один из здешних работников.

– Кофе с запахом хвои, – комментировал он пакеты, вытащенные парой. – Очень свежий аромат. Хотите покрепче? – рекомендации сыпались одна за другой. – Тогда попробуйте вот этот.

Над соседней витриной склонилась конопатая девчонка, о чём-то спрашивая женщину по ту сторону прилавка. Женщину тоже опоясывал фартук с изображением корицы.

На ближайшей тумбочке лежали мешочки соли. Стёртой чуть ли не в пыль и крупной, словно камешки. В открытых горловинах виднелись белые соляные кристаллы. А рядом я углядел даже чёрные. Но удивительнее всего казались кристаллы, переливавшиеся радужными отблесками от неяркого света старинных люстр, висевших под высокими потолками.

– В этой смеси есть хлорид аммония, – услышал я разговор за массивной деревянной колонной, словно составленной из могучих кубов. – Обычный нашатырь. В Швеции его добавляют в лакричные конфеты. А в Индии, в небольших количествах, он входит в рецепты, помогающие уменьшить отёки.

На круглом бейджике светловолосого значилось «Медонос». У женщины за прилавком на таком же кругляше я прочитал «Амальгама». Это фамилии? Ведь не бывает же людей с такими диковинными именами?

Удивляться здесь есть чему. Но, скажите же мне, кто тут может разъяснить, где найти мне потерянного друга?!

И как поскорее его вернуть.

Когда я отходил от витрины, где продолжалась беседа Амальгамы с конопатой покупательницей, подумалось, что надо искать главного. Того, кто сразу поймёт, что мы здесь не просто так. Что бы сказал на эту мысль Шерлок Холмс? Наверное, предложил бы обозначить точку наблюдательного пункта, откуда виден почти весь магазин.

И глаза тут же ухватили ещё одного продавца в тенистой нише, наполовину заставленной припорошенными пылью бочками. Седые волосы со стальным блеском он собрал в длинную косу, перехваченную резинками. Седина не делала его старым. Чистое и свежее лицо без тени бороды, лёгкая россыпь морщин. Правда, уж очень суров. Поверх свободной тёмно-синей рубахи и серых брюк в крупную полоску тот же фартук с вышитой корицей, что и у остальных. Взгляд уверенный, оценивающий.

Самое удивительное, я никак не мог разглядеть имя на кругляшке, прицепленном к фартуку. Сколь ни прищуривался, всё ерудновина какая-то получалась. Грововол? Брозевеп? Обычные имена вмиг угадаешь даже по тройке букв, а тут полная засада. Или просто мешает тень?

– Вон у него, – потянул я за руку спутницы. – Что на бейджике?

– Бре-зо-зол, – медленно и отчётливо прочитала Майя.

– Да не бывает таких имён! – заспорил я. – Словно название лекарства какого-то.

– Про лекарства не знаю, – пожала плечами Майя. – А слово такое есть. Так порой апрель именуют.

– Он тоже – месяц! – поразился я. – Давай-ка подойдём к нему поближе.

Мы обогнули высокие глиняные кувшины, закрытые светлыми деревянными крышками, протиснулись между столом и внушительной тумбочкой, заставленной горшками с неведомыми, но очень пахучими растениями и подошли к нише. Седовласый теперь не просто окидывал глазами обстановку, а цепко глядел на нас, будто изучая и что-то прикидывая.

– Нравится ли вам здесь, ребятки? – голос очень, очень мягкий и глубокий, словно на меня упало пуховое одеяло, и я в нём утонул.

– Очень! – Майя смотрела на хозяина во все глаза. – Хотелось бы побольше узнать о чаат-масала, но нам надо кое-что поважнее.

Хозяин смотрел тем же вдумчивым взглядом.

– Если это касается мира специй… – он улыбнулся самыми краешками губ, но всё равно оставался серьёзен.

– А если просто о траве, которую… – Майя помедлила, словно что-то решая, а потом осторожно протянула ему навстречу руку, где вокруг запястья вился чудесный росток, – я толком изучить не успела!

Росток хоть сорван уже давно, но оставался таким же свежим. Чуть-чуть испускал сияние, отчётливо различимое в местных сумерках. Глянцевые лепестки едва подрагивали и переливались от светло-голубого до фиолетового.