Таймер

– Сама позже выясню. Ты, кстати, симпатичный. Хоть и дрищ. Давай-ка сумку, я понесу.

– Хоть и дрищ, но сумки таскать могу,– я улыбнулся. Удивительно, но меня не раздражала её фамильярная манера общения, словно мы знакомы тысячу лет.

Татьяна – дочь подруги моей тётушки. С тётей и дядей я живу с детства. Родителей моих не стало, когда мне исполнилось шесть. Разбились на машине. Оба они были пьяны. Тётя Люся души не чаяла в своём брате – моём отце, но её рассказы о гибели моих родителей не грешили против нелицеприятной правды. Сухо и сдержанно она пояснила мне, что произошло, поджала губы, выражая недовольство пьяными водителями – и в данном случае, и в мировой практике. Позволила себе краткосрочную скорбь и навсегда заперла в душе боль утраты, не возводя при этом мемориалов и не устраивая из смерти показухи. Я благодарен ей за это: родители в моём сознании остались светлыми людьми, совершившими проступок, лишивший их жизни. Наигранный траур ранил бы меня, вероятно, гораздо сильнее скупых поминок. Да и вообще, мне кажется, любой показушный траур – это что-то вроде закадрового смеха, только там людей принуждают выдавливать из себя неестественную реакцию на дурацкую шутку, а тут – невсамделишные слёзы.

Но давайте не будем отвлекаться. Разговоры о моём детстве оставим на потом, а то и вовсе опустим.

Я хочу рассказать другую историю, и началась она с просьбы моей тёти – Людмилы Васильевны Ковалёвой – помочь «чудесной девочке Танечке».

Я после срочной службы в десантных войсках (Взяли! Даром что дрищ!) праздно просиживал за компьютером, играя в разрекламированную сетевую игру, не озадачиваясь поисками работы и спутницы жизни. Инфантильностью и безответственностью, не растраченными даже после изнуряющих армейских нагрузок и парашютных прыжков, я пугал людей, заменивших мне отца и мать. Вдобавок любил порассуждать о продолжении службы по контракту, заставляя тётю хвататься за капли. Временами я был засранцем, признаю!

Тётушка, наблюдавшая за моей ленью чуть больше года после дембеля, всё чаще смотрела с укором. Дядя, Константин Игоревич, вёл со мной воспитательные беседы, отличавшиеся мягкостью и даже робостью, оттого эффекта не имевшие.

Специальность я кое-какую приобрёл. После 9 класса поступил в ПТУ и отучился на автомеханика. Не потому, что хотелось продолжать образование. Скорее от скуки и любопытства. И в армию сходил от скуки и любопытства. Я вообще многое в жизни делаю, руководствуясь этим сплавом не самых благородных движущих сил.

Нельзя сказать, что я совершенно отвергал попытки трудоустройства. Пристраивался в разные места, но из-за прогулов и опозданий оставался безработным через неделю-другую. И всё возвращалось на круги своя: сетевая игра, мечты о контрактной службе и бессовестное восседание на шеях родственников, которые в силу природной интеллигентности не решались выгнать взашей зарвавшегося племянника. Хотя имели полное право!

– Сень,– тётя Люся вошла ко мне по обыкновению вечером перед сном. Перед своим сном, разумеется. Я ложился далеко за полночь, отведя все ожесточённые компьютерные бои.

Я, ссутулившись, восседал на вертящемся стуле, через голову переброшено коромысло чёрных наушников, они как вёдра были влажны изнутри от пота. Из одежды на мне только трусы-боксёры. Тапки неизвестно где, одна, кажется, застряла под колесиком стула. Я то подрагиваю коленями в зависимости от напряжённости компьютерного боя, то весь замираю, и только палец молотит по кнопкам мыши. Наверное, что-то кричу соперникам – («наверное», потому что в наушниках мне себя не слышно, а в пылу сражения я ничего не замечаю). Да, пожалуй, я приговариваю всё время, что-то вроде: «Давай-давай, ну же… Ну!» Почти как футбольный болельщик.

Экран высвечивал мою фигуру, отчего в тёмной комнате создавалось впечатление, будто древний проектор показывает чёрно-белое кино.

Тётя Люся коснулась моего плеча. Я, не заметивший, как она вошла из коридора, вздрогнул, дёрнул мышью в сторону – одновременно пальнув по «своим» в игре и своротив плошку с чипсами в реальности. Картофельные пластинки в паприке разлетелись по компьютерному столу (вытряхивай теперь крошки из междурядья клавиш!), частично упали на пол, обсыпав по пути крошевом мои голые волосатые ноги.

Я снял наушники.

– Сеня,– тётушка повторила обращение. Предыдущего я не слышал.– Ты не хочешь прокатиться в Ямгород?

Тётя присела на краешек дивана и закуталась в цветной платок с бахромой, накинутый поверх фланелевого халата в мелкий «дождик». Мне пришлось развернуться спиной к экрану. Бой проигран. В чате меня поливают бранью. Фиг с ним.

– В Ямгород? Зачем?

– Ты можешь назвать меня старой сводней или кем угодно! – она дружелюбно улыбнулась.– В Ямгороде есть одна хорошая девочка… Танечка.