Таймлесс. Изумрудная книга

Лесли хотела что-то сказать, но поперхнулась от волнения при словах «Haute couture» и закашлялась.

— Можно мне померить эти смешные шаровары? — крикнул Рафаэль откуда-то сзади.

— Конечно! Но осторожно с пуговицами.

Я незаметно поискала глазами Гидеона. Он держал под мышкой пару вещей и улыбался мне поверх стоек. Мадам Россини ничего не заметила. Она с удовольствием шла по разделу Haute couture, а за ней, ни на шаг не отставая, шла едва дышащая Лесли.

— Для la petite Веснушки, может…

— …это! — перебила ее Лесли. — О, пожалуйста. Это прекрасно!

— Excuses-moi, ma cherie.

[39] Но это не зеленое, — сказала мадам Россини.

— Но оно почти зеленое. — Казалось Лесли сейчас от разочарования расплачется.

— Нет, это снежно-голубой цвет, — сказала твердо мадам Россини. — Грейс Келли была в нем на банкете, когда получала награду за «Деревенскую девушку». Конечно, не в этом платье, но в точно таком.

— Это самое красивое платье, какое я когда-либо видела, — прошептала Лесли.

— Ну в нем есть что-то зеленоватое, — попробовала я поддержать ее. — Минимум бирюза с оттенком в зеленое. Практически зеленое, если бы свет был желтоват.

— Хм-м-м, — произнесла мадам Россини нерешительно.

Я посмотрела на Гидеона, который крался к двери.

— Но оно мне все равно не подошло бы, — пробормотала Лесли.

— О, я так не думаю! — Мадам Россини скользнула взглядом по фигуре Лесли — вниз, вверх, потом посмотрела вдаль. — У вас, юных девушек, у всех замечательные фигуры. Zut alors![40] — Ее взгляд внезапно посуровел. — Молодой человек! Куда это ты собрался с моими вещами? — крикнула она.

— Я… э-э-э… — начал заикаться Гидеон испуганно. Он почти добрался до двери.

Черепаха превратилась в яростного слона, ломящегося через подлесок. Намного быстрее, чем можно было предположить, мадам Россини оказалась возле Гидеона.

— Что это значит? — Она выхватила вещи из его рук и ее французский акцент усилился. — Ты хотьел обкрадать менья?

— Нет, конечно, нет, мадам Россини. Я только хотел… э-э-э… одолжить. — Гидеон принял подчеркнуто сокрушенный вид, но на мадам Россини это не произвело впечатления.

Она подняла вещи над собой и рассматривала их.

— Чьто ты хотьел с нимьи делать, ньевозможьный малчик? Оньи даже не зельёные!

Я поспешила на помощь Гидеону.

— Пожалуйста, не сердитесь на нас. Нам нужны вещи для… для прыжка в 1912 год. — Я сделала короткую паузу, а потом решила поставить все на одну карту. — Секретного прыжка, мадам Россини.

— Сьекрьетно? В 1912 год? — повторила мадам Россини. Она прижимала к себе вещи, как Каролина своего вязаного поросенка. — В этьих вьещах? Это шютка? — Я никогда не видела ее такой разозленной. — Это. Есть. Одьин. Мужский. Костьюм. Из. Года. 1932! — крикнула она угрожающим тоном, хватая возмущенно воздух после каждого слова. — А этот платье било у девушки, который продавала сьигари! Если вы пойдете в этьих вьещах по ульице в 1912 годе, всье сбьегутся посмотрьеть на вас! — Она уперла руки в боки. — Ты ничьего не выучил, молодой чьеловек? Чьто я всьегда говорью? Чьто самое важьное в костьюмах? Это…

— …аутентичность, — договорил Гидеон смущенно.

— Precisement![41] — Мадам Россини оскалилась. — Если хотите секретно прыгнуть в 1912 год, то точно не в этих платьях. Тогда можно прыгать в космических скафандрах — с тем же результатом, так же «незаметно».

Ее глаза все еще сверкали гневом, когда она переводила взгляд с Гидеона на меня и обратно, но потом она куда-то пошла и стала перебирать различные вешалки. Скоро она вернулась, неся кучу вещей и странных головных уборов.

— Bien,[42] — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Это будет вам уроком, что мадам Россини нельзя обманывать. — Она протянула нам платья, ее лицо вдруг изменилось — как будто сквозь темные тучи пробился солнечный луч. — И если я на этот раз узнаю, что юный секрьетчик не надел свою шльяпу, — она погрозила Гидеону пальцем, — то мадам Россини расскажет вашему дядье о секрьетной прогулке.

Я облегченно рассмеялась и крепко обняла ее.

— Ах, вы — самая лучшая, мадам Россини.

Каролина и Ник сидели в комнате для шитья на диване и удивились, увидев, как мы с Гидеоном тихонько зашли в комнату. Но в то время, как на лице Каролины появилась улыбка, Ник явно чувствовал себя неловко.

— Я думал, вы уже ушли на вечеринку, — сказал мой младший брат.

Я не знала точно, что ему было неприятнее: что он с маленькой сестренкой смотрел детский фильм или что они оба уже были в пижамах, причем в светло-голубых, которые бабушка Мэдди им подарила на Рождество. У них были капюшоны с заячьими ушками. Мне — как и бабушке Мэдди — они нравились больше всего, но, наверное, если тебе двенадцать лет, ты воспринимаешь это иначе. И особенно, если кто-то приходит неожиданно, а парень твоей старшей сестры одет в супер-крутую кожаную куртку.