Тайна

Эту спокойную, безмолвную, упрямую троицу, надежно запертую в своем безжалостном решении, все ближе и ближе подвозили к пункту ее назначения: вдали уже послышались паровозные свистки и еле слышный стук колес в грузовом парке. Потом, едва ли сознавая это, автобус подкатил к вокзалу. Дочь поднялась, взяла чемоданы, повернулась и направилась к выходу. Она тяжело соскочила на землю. Медленно, неуклюже, словно в неуверенности, ужасной неуверенности относительно чего-то, чему приходит конец, за ней спустились отец и мать. Девушка вошла в здание вокзала, следом потащились они. Тяжелые чемоданы оттягивали руки дочери, но они этого не замечали. Они заметили только вокзал, и у платформы — огромный поезд. Народу было много, люди сновали взад и вперед. Жизнь бурлила. Девушка пошла дальше, потом вдруг застыла у двери своего купе, словно на миг засомневалась, нужно ли входить. Поодаль стояли родители, вялые, безжалостные в своем решении, как всегда, неуверенные, как войти, как обойти стороной. Для них мир вечно полон препятствий. Девушка находилась по ту сторону этих препятствий, вне досягаемости, и то расстояние, что разделяло их, было неизмеримо. Но железные слова остались. Они ждут, пока дочь усядется, соберется с силами, опустит на колени свои красные руки. И, вооружившись железными этими словами, они друг за другом ощупью продвигаются вглубь.

— Кто он?

Молчание.

И мать, совсем вслепую, наощупь:

— Кто?

Молчание.

Одна за другой захлопнулись двери купе. Проводник со свистком в зубах торопливо сбежал вниз. Вокруг стояли, глядя по сторонам, носильщики, а в самом начале платформы начальник станции с важным видом заговорил вдруг с озадаченным пассажиром. Взгляд дочери устремлен на улицу, родителей — внутрь вагона.

Казалось, мать вот-вот заговорит. Заговорила:

— Это.

Но слова замерли у нее на губах.

— Ты не будешь., — начал было отец.

Молчание.

— До свиданья, — говорит он, и она берет протянутую ей руку, но ничего не говорит.

— Я желаю, о господи, я желаю… — говорит мать.

Девушка молчит.

— Отойдите от поезда, — кричит носильщик; они отходят. Поезд трогается. Мать делает такое движение, словно собирается помахать ей рукой, но не машет.

— Я могла бы расплакаться, — сказала она.

— Не надо, — сказал отец, — не надо, — сказал судья. И она не стала плакать. А поезд уходил, унося с собой безмолвную девушку и странную, непостижимую тайну.

James Hanley, 1971

Из журнала «Англия» 1976_03_№ 59