Тайна

«Никому не говори, что у нас бывают Якуб и его товарищи. Ты никогда их не видел. Понятно тебе? Никогда! Сейчас война, а на войне это не считается обманом, если нужно спасти кому-нибудь жизнь. Понял?»

Лацо все понял; он только спросил, кто такие коммунисты. Отец удивленно посмотрел на него и, должно быть, подумал, что Лацо все-таки еще маленький, но объяснил:

«Коммунист — это человек, который готов отдать свою жизнь, чтобы беднякам жилось лучше. Коммунист борется за то, чтобы дети были сыты, чтобы женщины не плакали. Коммунист не лжет, не ворует, заступается за тех, кого несправедливо обидели. Твой брат Якуб коммунист. Значит, ты тоже должен быть мужественным и честным, чтобы ему не пришлось за тебя краснеть».

Мальчик медленно продвигался вперед, тщетно вглядываясь в окружавший его мрак. Все тело у него ныло, ноги подкашивались, он то и дело спотыкался. И вдруг тропинка исчезла. От ужаса у Лацо мурашки пробежали по спине. Как же теперь найти дорогу? И в отчаянии он закричал тоненьким голоском:

— Якуб, товарищ Якуб!

«То-ва-а-рищ!» — донесся едва слышный зов до партизанского поста.

— Якуб! — уже совсем тихо произнес измученный мальчик.

…В темноте блеснул фонарик, чьи-то сильные руки подхватили Лацо и подбросили высоко-высоко.

— Якуб! — обрадовался Лацо, повиснув на шее брата. — Мамочка там, внизу, в лесу… не смогла дойти, отца увели жандармы.

Глава II. У Якуба

Одинокая свечка на большом чурбане посередине землянки напрасно пыталась рассеять ночную темень. В густом мраке тонули фигуры людей и сваленные в кучу вещи. Лишь время от времени мигающее пламя свечи отбрасывало на них тусклые пятна света.

Партизаны разместились вдоль стен. Якуб присел на полу, возле матери, лежавшей на ворохе веток хвои, и рассеянно поглядывал то на мать, то на товарищей.

«Та-ак, та-ак», — повторял он про себя.

Мать лежала пластом, только голову повернула к сыну. Боль в боку все еще мучила ее, и дышать было трудно. Но с сердца свалилась страшная тяжесть, погнавшая ее ночью в горы, и, пусть ненадолго, она наслаждалась покоем.

— Не понимаю, чего ты тратишь попусту время! — раздался чей-то нетерпеливый голос. — Ночь близится к концу, а днем мы напасть на них не сможем. Нужно теперь же, немедля, спуститься с гор и отбить у них старика.

Якуб обернулся на голос. В темноте выразительно сверкнули чьи-то большие, горящие отвагой глаза. Партизаны молча ждали, а Главкова с надеждой и страхом смотрела на сына. Якуб встал, медленно прошелся по землянке, потом подошел к матери, снова сел рядом с ней, ласково погладил ее руку и, не глядя на мать, обратился к партизанам:

— Фашисты арестовали не только моего отца. Вам это хорошо известно, товарищи. И вы знаете также, что мы не можем идти всем отрядом на риск… — Он крепко сжал руку матери, повернулся к ней и вдруг отчетливо увидел морщинки на ее лице, бескровные губы, потускневшие от горя глаза, бледные щеки, с которых болезнь согнала румянец. Он с горечью сознавал, как слаба и беспомощна мать, но голос его звучал твердо и уверенно: — Скоро мы будем выполнять важное боевое задание. До этого мы не должны ничего предпринимать. Подождем. Будем начеку, проследим, чтобы наших людей не угнали на край света. С востока к нам на помощь пробивается Советская Армия. Она ударит с одной стороны, мы — с другой, и тогда с фашистами разом будет покончено.

Якуб замолчал. В землянке снова наступила тишина. Никто не решался ее нарушить. Из глаз матери катились слезы.

— Ты, мама, — не торопясь продолжал Якуб, — пошли отцу хлеба да пригляди за Ферко. А Лацо отправь в город к Марковым, к тетке с дядей, чтобы и его не забрали, и помни: в случае чего — мы здесь, близко от тебя… Придет время, так и отца освободим и других, а от гардистов тогда и следа не останется.

Главкова доверчиво внимала каждому слову сына, но страх за мужа не покидал ее.

— А не убьют они отца? — спросила она с дрожью в голосе. — Ведь гардисты — чистые звери, с немецкими фашистами держатся заодно… каждый из наших — им враг.

Якуб ничего не ответил, только выпустил руку матери. Главкова лежала не шевелясь, стиснув зубы. Горькие мысли одолевали ее. Потом она подумала, что и Якубу нелегко, дотронулась до его лба, до волос, нащупала шрам, знакомый ей с незапамятных времен. Якуб тогда был совсем маленький. Как давно это было! Теперь сын стал взрослым, и она не всегда его понимает, но он по-прежнему ее мальчик. Разве не она вырвала его из объятий смерти, когда в деревне детей душил дифтерит? В тот год она отправила Якуба в город, к своей бездетной сестре. Он прожил там несколько лет, рос среди чужих и обучился у мастера ремеслу. А теперь туда же поедет Лацо. Вот и окажутся ее дети в разных местах, далеко друг от друга. Каждого ждет своя судьба. А нити их судеб ведут к ее материнскому сердцу, и что бы с ними ни случилось, оно всегда будет отзываться на все их горести и радости. Мать смутно сознавала, что жизнь ее сыновей отныне тесно переплетется с событиями в стране, но смысл их был для нее пока еще неясен, и поэтому они пугали ее. Как объяснить все это взрослому сыну?