Тайна 21 июня 1941

Разговор, действительно, интересный. Но для нас совсем с другой стороны.

Проштрафившийся генерал просится к нему на прием.

О чем с ним разговаривать? По его вине провалена важная операция, приведшая к далеко идущим тяжелейшим последствиям. По его вине погибли люди. И он явно не чувствует за собой вины за их гибель. Да что вины, просто ответственности за случившееся.

Заметили? Сталин слушал его долго. Не перебивая. Полностью дал выговориться.

Дал привести все доводы, которые тот считал нужным привести.

Да ещё спросил в конце — всё ли и до конца высказал генерал Козлов?

То есть еще раз, уже после того, как решение было принято, проверил себя: правильно ли поступил?

Как это соотносится с образом безапелляционного властителя?

Вы сами представьте себя в роли подчиненного, объясняющего какие-то обстоятельства дела разгневанному начальнику. Любому, встреченному вами в жизни. Подумайте, на какой минуте вашего монолога он вас прервал бы, чтобы сказать, что все понял и т. д.?

Примечательный разговор.

Часто упоминают о некоторой примитивности, с которой Сталин излагал свои мысли. Обратите внимание на этот разговор. Действительно, Сталин здесь (конечно, в пересказе Рокоссовского) изъясняется предельно просто. Примитивно. Но как, скажите на милость, донести до человека примитивную в своей простоте мысль? Которую тот все равно просто не понимает.

И не понимает не рядовой человек. Командующий фронтом в прошлом (а до самого конца войны будет командовать армиями, то есть десятками тысяч человек).

Как прикажете говорить с такими людьми, чтобы до них доходило?

Только так, чтобы они поняли. То есть примитивно.

И ещё. Разговаривая с Козловым, Сталин не упустил случая для воспитания другого командующего фронтом.

Каждый умный начальник обязательно должен воспитывать своих подчиненных. Незаметно. Ненавязчиво. Без назиданий. Но не упускать ни одного удобного случая для этого.

Сталин был умным начальником.

Если бы он был просто кровавым палачом — и не более того, как нас силятся уверить, разговор был бы другим. И закончился бы по-другому. В финале, скажем, из приемной вошли бы бериевские костоломы с засученными рукавами и так далее.

В назидание будущему командующему фронтом.

А Сталин пытался взывать к логике.

В данном случае, напрасно, по-моему. Думаете, Козлов что-нибудь понял?

Подумаешь, убили сколько-то там людей.

Важнее другое. То, что сам он хороший и хотел как лучше.

Этот мотив (или подтекст этого мотива) стал весьма популярен после смерти Сталина. «Мы были такими хорошими. А Сталин так жестоко с нами поступал.»

А вы знаете, почему, на самом деле, Козлов не позвонил Сталину и не потребовал отозвать Мехлиса? Ну, кроме опасения нажить влиятельного врага, конечно?

Если бы Сталин с ним согласился и отозвал Мехлиса, тем самым ответственность за исход планируемой Керченской операции легла бы, в его представлении, целиком на одного Козлова. Ответственности — вот чего он, на самом деле испугался. Думал, авторитет высокого ревизора из Москвы прикроет, если что.

И загубил дело. И погубил людей.

Хочу показать совсем другой подход к делу. Когда человеку никто не мог помешать, потому что он не побоялся взять всю ответственность на себя.

Снова авиаконструктор А.Яковлев.