Тайна

— Да, я сегодня выйду в город и поищу. Но Вам, госпожа Карин, не кажется, что лучше было бы украсить им платьице для крещения? Кстати, а у нас есть какое-нибудь платьице для крещения?

Фраза «у нас» вызвала выражение счастья на лице Карин. Все участвуют в том, чтобы сделать максимум возможного для ее маленькой Софии Магдалены.

— Госпожа Воген его достанет. Оно будет не таким изысканным, каким ему следует быть, но у нас нет времени на пошив нового. Вемунд, ты мог бы попросить госпожу Окерстрем испечь ее дивные пирожки? Священник и доктор Хансен их бы попробовали.

— Я ей незамедлительно это поручу, — серьезно сказал Вемунд. — Элизабет, ты не могла бы спуститься, мне нужно обсудить с тобой вопрос ухода за домом…

Она последовала за ним по лестнице. Увидев его широкие плечи и волосы, которые завивались на шее, она затрепетала от запретных мыслей. Сверху доносился возбужденный лепет Карин. Элизабет была так рада за нее. Рада — и озабочена.

Внизу в гостиной Вемунд строго посмотрел на нее.

— Как долго ты еще собираешься продолжать эту комедию?

У нее заколотилось сердце.

— Какую комедию?

— С ребенком! Избавься от него, иначе с ним произойдет несчастье!

— Ты спятил?

— Скорее мне нужно задать тебе этот вопрос. Ты прекрасно понимаешь, что Карин нельзя ухаживать за ребенком, это же… преступно.

Элизабет с тревогой посмотрела наверх, открыла дверь в свою комнату, втащила туда Вемунда и осторожно закрыла за собой дверь.

— Будь осторожнее с высказываниями — она может тебя услышать.

— Но вы не можете держать здесь ребенка!

Элизабет загорелась, как пороховая бочка. Она взяла Вемунда за руку и довольно твердо прижала его к стене.

— Отобрать у нее сейчас ребенка равносильно тому, что вырвать у нее из груди сердце! Тогда ее рассудок потухнет навсегда. Чего еще должна лишиться эта бедная, несчастная женщина, чтобы ты был доволен?

— Но разве ты не видишь, что она приходит в себя? — так же раздосадовано сказал он. — И если ей станет ясно, что произошло в тот раз…

— Вемунд, я не знаю, что случилось с ее Буби тогда — ты заставляешь меня двигаться на ощупь в темноте в том, что касается этого дела. Но разве ты не понимаешь, что может произойти сейчас?

— Что к ней вернется память и это будет для нее ударом, да.

— Нет! Что она привязывается к ребенку так, что этот проклятый подонок Буби не будет больше ничего для нее значить. Ей он станет безразличен.

Он задумался над этим. Элизабет стала убеждать его:

— Она ни разу не вспомнила о нем после того, как у нас здесь появилась девочка.

— Но Карин не может ухаживать за ребенком. Она — самое эгоистичное существо, которое мне известно. Нет, это неправильно по отношению к ребенку!

— Она пытается, Вемунд! Она стремится изо всех сил как можно лучше заботиться о малышке. Я знаю, что ты сейчас скажешь, что это просто каприз, и что это не продлится долго. Но ты этого сам не знаешь! Может быть, именно девочки бедной Карин не хватало всю жизнь? Того, кто в ней нуждается. А мы поможем ей, будем всячески поддерживать ее. Ты и я, и доктор Хансен, и госпожа Воген, и госпожа Окерстрем. Ты разве не видишь, как много у нее хороших помощников? Маленькая София Магдалена не будет ни в чем испытывать нужды, и не убеждай меня в том, что Карин сделает ей что-то плохое! Никогда в жизни! И я не думаю, что ей это надоест, как игрушка. Ты что, не видишь, какими глазами она смотрит на ребенка.

— О, Элизабет, как ты наивна! Все это хорошо, но, как ты думаешь, что произойдет, если у Карин оживет память и она вновь столкнется с непостижимым кошмаром прошлого? Допустим, пока она не вспоминает о своем придурке Буби, но когда-то она любила его так же безгранично, как она любит сейчас ребенка — а память, Элизабет! Это событие в тот раз… Это было настолько отвратительно, что мне становится плохо при одной мысли об этом! Нельзя допустить, чтобы такое случилось с ней опять.

— Ты был при этом в тот раз?

Он содрогнулся всем телом.

— Да, — сказал он с безграничной горечью. — Я был именно там. И этого я никогда не смогу простить самому себе.

Она знала, что он не сможет заставить себя рассказать об этом.

Он сказал:

— Теперь важнее, чем когда-либо ранее, чтобы Карин отсюда уехала. Она и Лиллебрур. Вместе с тобой, в Элистранд — это благословенное защищенное место доброты и тепла.

— Моя мать, быть может, не всегда добродушна, но ты прав, Вемунд. У нее золотое сердце, в ее доброте не приходится сомневаться, когда речь заходит о помощи несчастным. Она, возможно, не всегда была так приветлива к моему любимому дедушке Ульвхедину, но он, впрочем, не относился к числу несчастных. Он мог превращаться временами в сущего дьявола…

Вемунд улыбнулся.

— Ты и твой отец — самые прекрасные люди из всех, кого я знаю. Я могу на вас полностью положиться.

— Спасибо! А ты, Вемунд? Как то, что сейчас происходит с Карин, повлияло на твое решение?

Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Прижал ее к себе. Элизабет охотно погрузилась в его объятия.

— Это ни на что не повлияло, — спокойно прошептал он. — Мое преступление и моя боль не прекратились.

— Ты не хочешь жить?