Тайна

И нас отправили на моторном боте «Гипериония». Даже ребенок вроде меня мог понять, что этот бот видел лучшие дни. Облупившаяся краска лохмотьями свисала с бортов, а маленькие, шустрые иностранцы, которых Нэнни называла китайцами, шныряли по палубе, готовя корабль к отплытию. «Это китайцы-язычники», — прошептала Нэнни мне в ухо, пока мы поднимались по трапу на палубу. Я не знал, что она имеет в виду, но мое сердце дрогнуло от ее безнадежного тона. Ее страхи, конечно, были беспочвенны, хотя она отказывалась есть их «языческую» пищу, и мы ели только вареный рис.

Весь следующий день нашего путешествия мы боролись с яростным штормом. Я никогда еще не видел таких волн, огромных, сверкающих и зеленых; на нашу крохотную каюту обрушивались галлоны воды. Мы с облегчением вздохнули, когда сошли на берег в Гонолулу. И тут же нам вновь пришлось сесть на очередное судно, на этот раз направлявшееся в Мауи.

Я помню, как смотрел на оживленный причал Гонолулу и длинную линию берега Ваикики, мучительно желая остаться. Но это было невозможно. Два дня спустя, когда мы прибыли на Мауи, нас уже ждал маленький катер, который должен был отвезти нас в конечный пункт долгого путешествия: Калани.

В водном пространстве, разделявшем Мауи и Калани, было полно подводных течений, которые бросали судно в изнуряющей качке. Спина Нэнни была по-прежнему выпрямлена, и она держала в руках черный зонтик, защищаясь от солнца. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, но взгляд был тверд. «Нам нельзя болеть», — сказала она, крепко сжав зубы, и я согласно кивнул, хотя не чувствовал себя плохо. Мне нравилось наше морское путешествие.

Каменистый берег Калани возник на горизонте, и, когда мы подошли ближе, я увидел высокие кокосовые пальмы и белый прибрежный песок. Я вспомнил свою скуку на вилле «Мимоза» и дни, лишенные всяких событий, и подумал, что Калани выглядит иначе, волнующе. Я подумал, что, может быть, этот мужчина, который называет себя моим папой, ждет встречи со мной, чтобы показать мне этот чудесный остров. Я жадно смотрел в сторону острова, прижимая к груди Фидо.

Когда катер, управляемый молчаливым китайцем, подошел к берегу, ветер донес запах: терпкий, пряный, незнакомый. Так сильно отличающийся от чистого розмаринового аромата Ривьеры. Нэнни крепко сжала мою руку. «Помни, твой дом — вилла «Мимоза», — сказала она. — Никогда не забывай этого, Джонни. И однажды ты обязательно туда вернешься».

Я был послушным ребенком и серьезно взглянул на нее, запоминая это. Вдруг я заразился ее страхом. Мы стояли перед лицом неизвестности. «Молись, Джонни, молись за нас», — прошептала Нэнни.

Я прищурился, глядя на заходящее солнце, и вдруг увидел короткий деревянный причал. А на нем, болтая ногами в воде, сидел мальчик, постарше меня. Светлые волосы были зачесаны назад и открывали красивый, высокий лоб, узкие бедра затянуты в плотный хлопковый кусок ткани, сидевший на нем как вторая кожа.

И он ждал нас.

Лицо Нэнни Бил вдруг приобрело пурпурный оттенок, когда наша лодка подошла ближе к берегу. «Да он же голый, будто только что родился, или почти голый, что не принципиально, — воскликнула она, возмущенно глядя на него. — Как вам не стыдно, молодой человек?» Мальчик смерил ее презрительным взглядом. Затем он посмотрел на меня. Я сжался, когда его острые голубые глаза осмотрели меня с ног до головы. Его челюсть злобно выдвинулась вперед, а красиво очерченный рот искривился в презрительной гримасе, когда он заметил мое шелковое одеяние. «Обезьянка, — торжествующе провозгласил он — Ты просто смешная, разодетая маленькая обезьяна».

И с тех пор на Калани меня все знали под этим прозвищем. «Обезьяна». Это был мой сводный брад, Джек, именно он обозвал меня так и постоянно напоминал мне, что я — самое презренное существо на земле».

Глава 27

Фил сидела в тени дерева у пруда, рядом с домом Даймонд-Хед. Брэд вел себя превосходно. Но почему же она чувствует в нем такое напряжение?

Она лениво посмотрела вокруг, на дорожки, засаженные королевскими орхидеями, розовыми геранями и ярко-цветущими кустами вечнозеленого золотого дерева, которое вполне соответствовало своему названию. Природа безупречно расцветила Гавайи. Она смешала краски с тропической щедростью и создала такое богатство цветов и оттенков, которое не могло никого оставить равнодушным.

Фил смотрела на Брэда, плывущего к ней большими редкими взмахами рук. Солнце садилось за голубой горизонт, и молчаливые китайцы-слуги уже расселись на террасе за ужином.

Это была сцена красоты, гармонии и покоя. Почему же, спрашивала себя Фил, почему она чувствует себя так тревожно?

Они приехали прошлой ночью, и Брэд сдержал слово: он исполнял все ее желания, но не пытался домогаться ее. Комната Фил была полна белыми орхидеями, яркие занавески тщательно надушены лавандой из Прованса, а ванная комната ломилась от дорогих лосьонов и нескольких сортов мыла.