Тайна

— Интересно, мисс Лейн, Вы всегда так проницательны? С Вами придется быть начеку.

— Мне тоже. Ибо из нас двоих нападающая сторона — Вы, а я только защищаюсь.

— Вы недооцениваете своих способностей.

— Напротив, атаковывать я не умею. Вот защищаться — научилась.

— Значит, пощады просить не будете?

— Если и буду, то не получу. Он криво усмехнулся.

Глава 6

В ту ночь меня опять разбудил вой собак. Я вскочила и подбежала к окну, не представляя, что ожидало меня. Окна заволакивал густой туман. Руины казались серым пятном, различным в свете луны, а заросли кустарника вокруг цветника — черной, как уголь, полосой. Изо всех сил я вглядывалась в густой туман, прижав нос к стеклу, но ничего не могла различить.

Дрожа всем телом, я опустила занавес. Туман исчез за его бархатными тяжелыми складками. Но дикие звуки, издаваемые собаками, проникали в комнату и эхом отражались от стен. Эти звуки и тени в углах спальни угнетающе действовали на меня.

Лорд Вульфберн был прав — Холл способен породить самые мрачные мысли. Я подумала, что мне придется собрать все мужество, чтобы держать себя в руках и не усугублять страхов Клариссы. В полной уверенности, что она тоже не спит, я зажгла лампу и направилась в ее спальню.

Девочка сидела на кровати, глядя в темноту широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Кларисса, ты простудишься, если будешь раскрываться ночью, — сказала я, войдя в комнату и прикрыв за собой дверь, в надежде, что спокойный будничный тон развеет ее беспокойство. Мои старания не возымели успеха.

— Это опять кролик? — спросила она жалобно. Я кивнула и улыбнулась:

— Да, они ловят еще одного кролика. Успокойся и постарайся заснуть.

— Вы их видели?

Я думала, как лучше поступить. Солгать было опасно, это могло принести больше вреда, чем пользы. Дети обладают тонким чутьем и безошибочно отличают ложь от правды.

— Нет, дорогая, не видела. Они, должно быть, охотятся в дальнем конце сада.

— Но Вы уверены, что это кролик?

— Абсолютно.

Ответ ее успокоил. Вздохнув, она снова легла и разрешила мне плотнее укутать ее одеялом. Пока я поправляла одеяло, натянув его до самого подбородка девочки, она пристально всматривалась в мое лицо, стараясь увидеть, не скрываю ли я от нее чего-нибудь.

Мне приходилось следить за каждым движением, вложить в каждый жест максимум спокойствия и мягкости, но все старания разбивались о новые и новые волны жуткого воя, доносившиеся из ночи. Наверное, в доме никто не спал в эту ночь. Я была уверена в том, что можно что-нибудь сделать, чтобы успокоить собак, в противном случае от них следовало избавиться. К этому убеждению я пришла, и оно уже не покидало меня.

Не знаю, как долго продолжились эти звуки, но вдруг все внезапно стихло. Необъяснимость резкой перемены пугала не меньше, чем сам вой. Тишина была призрачной и зловещей. Казалось, происходит что-то нехорошее.

Кого можно было винить? Кто позволял собакам вести себя так разнузданно, нарушать покой людей? Ответ был только один — тот, чье слово в доме было законом.

Во мне закипало негодование против лорда Вульфберна. Как мог он допустить такое? Не удивительно, что гувернантки менялись так часто. Удивительно было другое: как ему удавалось удерживать в доме слуг, если он только не приковывал их ночью цепями к кровати? Я уж начала подумывать, что нужно его разбудить, поднять с постели, пьяного или трезвого, и потребовать объяснения — почему он позволяет себе так бездумно относиться к дочери.

Вдруг в дверь комнаты тихо постучали, она открылась, и сам объект моего негодования появился на пороге без сюртука и жилета. Не обращая внимания на меня, он смотрел на дочь, в глазах сквозила глубокая озабоченность. Хотя, как я подумала, он мог бы зайти и раньше.

— Ты в порядке? — спросил он ее. Кларисса храбро улыбнулась:

— Да, папа.

— Мисс Лейн сказала, что собаки пугают тебя ночью.

Она взглянула на меня:

— Я не боюсь, папа, но они лают так громко, что я просыпаюсь.

— Конечно, они всех будят. Но почему мне никто раньше об этом не говорил?

— Я не хотела беспокоить тебя. Я намного храбрее … мама.

Она произнесла это с трудом, запинаясь; у меня навернулись слезы, он тоже был растроган и не мог сразу ответить.

— Я горжусь тобой, девочка. Но на будущее помни, если что-то тебя беспокоит, нужно сразу сказать мне или мисс Лейн.

— Но у тебя так много забот.

— Обещай мне, Кларисса.

— Хорошо, папа.

Я подумала, выполнит ли Кларисса обещание. Она так хотела, чтобы отец ею гордился. В глазах ее сквозило обожание, она его боготворила. Мне вспомнилось, что то же самое чувство испытывала и я, будучи ребенком. Может быть, такое отношение он вызывал только у детей? С ними он был более мягким, понимал их заботы. Осознавал ли он, каким его видят взрослые люди?

Я не собиралась легко прощать ему.

— Неужели Вы не в состоянии как-то успокоить собак? — не сдержалась я.

Он посмотрел, наконец, в мою сторону.

— Я уже разбудил Уилкинса, он займется собаками. Он не упрекнул меня за резкость, в тоне его было раскаяние.