Тайна

— Вы сами позвали его, неужели Вам не понятно? Вернее, Вы звали лорда Вульфберна, а он подумал, что зовут его. Вас он видит не первый раз. Помните тот вечер, когда я не вернулся на ночь?

— Да, в ту ночь он стоял под моим окном, и я его позвала по имени, — сказала я, понимая, что тогда это был Артур. — Я его приняла за Вас.

— Почему же Вы ничего не сказали? — огорчился он.

— Я подумала, что Вам будет неприятно, что Вас видели под моим окном.

— Господь с Вами! — он стукнул кулаком по ручке кресла. — Неудивительно, что он стал часто подходить к дому в последнее время.

— Что вы говорите? — спросила я, подозревая, что он имеет в виду.

— А Вы не знали? Стоило лишь взглянуть в его глаза, чтобы догадаться, какие чувства им движут.

Да, этот взгляд я поняла: так же на меня смотрел Тристан. Именно потому я приняла Артура за него — тогда, в служебном холле.

Тристан заметил, как изменилось мое лицо.

— Так Вы поняли?

— Но почему же он выбрал именно меня? — прошептала я.

— Нетрудно догадаться. Подумайте только, какова его жизнь. Всегда один. Вообразите, какое одиночество он испытывает. Ему тоже, наверное, нужно общение, как и всем особям его типа. Я его хорошо понимаю. Лучше бы, конечно, мне было бы этого не осознавать, — проговорил он тихо, голосом, прерывавшимся от волнения.

— О Господи!

Тристан встал и подошел к окну, хотя он ничего не мог увидеть в кромешной тьме, кроме своего отражения в стекле.

— Пришло время Вам узнать все с самого начала, — сказал он, глядя в темноту, — так как теперь Ваша жизнь связана с ним так же, как моя.

Он тяжело вздохнул.

— Когда родился Артур, отец вынужден был отойти от дел, он не мог допустить, чтобы в обществе узнали о том, какой ребенок у него родился. Мистер Моррисон помогал ему хранить тайну. Добрый человек, его семья работала на нас почти два столетия. После смерти отца мистер Моррисон вел дела один и взял на себя полную ответственность за истинного наследника, освободив Генри и меня от забот. Но вот мистер Моррисон заболел сам и уже не мог справиться со всеми обязанностями. Он написал Генри, призывая его вернуться в Корнуэлл и взять поместье в свои руки. Это означало и присматривать за Артуром, пока новый управляющий не приступит к делам.

Генри не очень-то хотелось уезжать из Лондона. Трудно его винить, он ясно сознавал, какая унылая жизнь ожидала его семью. Он послал за мной в Оксфорд, настаивая, чтобы я бросил учебу и вернулся в Корнуэлл. Сначала он уверял, что это временная мера, но, свалив на меня дела и заботу о брате, больше не возвращался к этому вопросу.

Найти второго такого управляющего, как мистер Моррисон, было практически невозможно. Всегда оставался риск, что человек, который не провел в имении столько лет, сколько верный старик, и не был так предан семье, разгласит секрет или постарается использовать его в целях наживы. К счастью, попался Уилкинс. Но у него нет ни должного образования, ни знаний, чтобы управлять таким поместьем.

— Поэтому Вы вынуждены здесь жить.

— И поддерживать версию, что исключен из Оксфорда, чтобы не отвечать на вопрос, почему я не продолжаю учиться.

Тайну Вульфбернхолла он хранил надежно. От всех. Никто не знал о ней, кроме его жены и дочери.

— Вам известно, что когда Клариссе было шесть, она видела в окне Артура? Это он ее так напугал.

— Я так и думал. Но она никогда не возвращалась впоследствии к этому событию. Я надеялся, что она либо выбросила его из головы, либо поверила, когда я пытался убедить ее, что ей померещилось это в тумане.

— Почему Вы не сказали ей правду?

— Как я мог поступить? Подвести ее к нему и сказать: «Кларисса, это твой дядя»? Ей было всего шесть лет, потрясение могло убить ее, как убило ее мать. Моя жена не могла видеть меня: в моих чертах ей мерещилось его лицо. Она всюду чувствовала наше сходство, это лишало ее воли к жизни. Ее слабое здоровье не выдержало напряжения.

— Но то, что вообразила Кларисса, было еще хуже, — решилась я. — Она приняла его за Вас. И вообразила, что перемена в Вас связана с замком, но не сомневалась, что это — Вы. Из ее отдельных замечаний я поняла: она думает, что поскольку она Ваша дочь и похожа на Вас, она тоже может измениться, если войдет в развалины.

Он встрепенулся.

— Почему Вы не сказали об этом раньше?

— До меня это дошло только тогда, когда я сама его увидела. А она свои сомнения не поверяет никому, кроме Матильды. Она не осмеливается, боясь причинить Вам страдания.

— Боже Праведный! В шесть лет она уже думала о том, как меня защитить, — в его глазах появились слезы. После долгого молчания он спросил: — Вы уверены?

— У меня не было возможности проверить мои подозрения, но учитывая ее слова, мою реакцию…

— Вашу?

— Когда я увидела его в окне, я тоже была уверена, что это Вы.

— Вы видели его и не побоялись выйти?

— Я должна была сказать Вам — что бы с Вами ни случилось, какие бы злые силы Вас ни преследовали, для меня это не имеет значения, я Вас все равно буду любить не меньше.

Он отвернулся, пытаясь справиться с волнением.