Тайна

Людмила не стала уточнять; она была чужда деталей.

Свидание прошло обычным распорядком, про который не вижу смысла рассказывать именно здесь.

Потом любовница пошла мыться, я остался в комнате.

На стуле висел ее бюстгальтер – белый, ничем не украшенный.

Воровато прислушавшись к шуму за душевой занавеской, я протянул руку.

Неновый, бюстгальтер пах знакомым телом.

Под чашечками было прострочено, пальцы почувствовали жесткое.

С одной стороны нитки порвались, что-то высовывалось.

Я вытащил «косточку».

Людмилины чашки были втрое больше Ирининых.

Распрямленная, косточка имела бы в длину сантиметров двадцать.

Да и вообще она выглядела иначе.

Та была цельнометаллической, эта состояла из частей: концы железки украшали пластмассовые колпачки.

На какой-то миг подумалось, что произошло бы, сделай не-Ирина задуманное вот такой штукой.

Дрожащими пальцами я запихал косточку на место, повесил бюстгальтер обратно на стул.

На самом деле я мог не спешить: Людмила всегда мылась долго.

Таблетка

1

– Как обычно, – напомнила подруга, поворачиваясь на бок.

– Как обычно, – подтвердил я.

Она приподняла ягодицу, облегчая мне путь.

Из-за особенностей региона половину моих женщин составляли татарки и башкирки.

Ильза, имевшая двух дочерей, утверждала, что у нее «мусульманская задница» – то есть большая и толстая, почти квадратная.

Я любил сидеть на ней, как на подушке.

Людмилин зад не отличался национальными особенностями.

Зато ее тело оказалось предназначенным для меня не только снаружи, но и внутри.

Когда-то у меня была Зоя, с которой мы различались по возрасту на полный круг восточного календаря. По всем параметрам она считалась пожилой, но ею я наслаждался до помрачения – куда полнее, чем двадцатилетней башкиркой Гульшат.

Однако в позах сзади Зоя жаловалась, что я задеваю ей матку.

Людмила принимала меня на предельную глубину и не испытывала дискомфорта.

– Какой ты колючий, – разнеженным голосом проговорила она. – Как приятно щекочешь.

Не отвечая, я поцеловал ее плечо.

Я знал Людмилины предпочтения. Ради них был приобретен триммер для усов; при каждом свиданием мое причинное место напоминало полубритую морду какого-нибудь Ясира Арафата.

Татарка Ильза использовала противозачаточные свечи.

Когда мы менялись с «11» на «69», она удивлялась, сколь горьким является это средство. Меня неожиданная горечь разжигала еще сильнее.

Людмила не предохранялась никак.

Спираль нерожавшим не ставили. Свечи и пластыри, вероятно, казались ей недостаточно надежными, а таблетки грозили опасностью растолстеть.

Впрочем последние предположения оставались домыслами. Мы по-прежнему не откровенничали.

Я терпеть не мог презервативов.

Оставался единственный способ, который мы практиковали, именуя «обычным».

Наши свидания распадались на две части.

В нынешнем возрасте я умел контролировать отправления, Людмила мне доверяла.

Сегодня она уже получила свое, настала моя очередь.

Я лежал, приникнув всем телом к Людмиле, одной рукой перебирая ее грудь, не видную из-за спины, второй прижимая крепкий живот.

Я умирал в кипящей скважине между ее бедер.

Я задыхался от желания объять необъятное.

В последний момент я выскользнул наружу.