— Проклятый республиканец!
Крик возмущения застревает у него в горле, так как нога Рене, бьющая со всего размаха, обрушивается на его лицо.
— А это тебе от Республики! А вот это от Гамбетта!
Нога бьет по ребрам. У Беранже от боли вырывается крик. Удары сыплются по нему, но он их не чувствует. Ярость сверкает в его взгляде; она удесятеряет его силы. С ревом он высвобождает свою правую руку, хватается за чьи-то волосы и тащит их к себе. Мужчина опрокидывается. В тот же миг Беранже разбивает ему бровь великолепным ударом головой.
— Он вырывается! Держите его крепче! — восклицает Рене, бросаясь к Беранже.
Нога священника попадает ему в подбородок и отшвыривает назад к придорожному кресту. Ему удается отбросить второго мужчину. Третий пытается одолеть его. Он бьет Беранже по голове. Кулак священника летит навстречу его носу. Слышен хруст и крик боли, мужчина подносит свои руки к лицу, с которого брызжет кровь, потом он падает.
Беранже перекатывается по склону, чтобы оказаться вне досягаемости нападающих. Дрок останавливает его; он с трудом поднимается на ноги. Огонь полыхает в голове, в груди, в животе. Очертанья холма расплываются, скалы пляшут в глазах. Ноги дрожат. Бесполезно бежать, чтобы укрыться от них. Под придорожным крестом, в десятке метров выше над ним, четыре бугая перегруппировываются.
Беранже ждет нападения. Рене подстрекает их:
— Этой мрази невмоготу! Наши жены считают, что он красавец. Ну же! Превратим его смазливую рожу в кашу. Ты, Браск, иди слева. Рей, справа. Симон, со мной. Все разом! И не бойтесь разбить ему яйца.
Беранже собирается с силами. Мужчины несутся на него. Браск быстрее всех. Беранже уклоняется от него энергичным усилием и отправляет свое колено в промежность атакующему. Браск выкрикивает ругательство, сгибаясь пополам. Влекомый своим порывом, он перелетает через дрок, потом скатывается еще на несколько метров. В это же время кровоточащий нос Симона вновь отведывает кулака Беранже. Двое вне игры! Священник восстанавливает свое дыхание и отбивает в последний момент пальцы Рене, нацеленные прямо в его глаза. Он ощущает Рея за своей спиной, но, когда он оборачивается, уже слишком поздно: огромный камень, которым ему угрожал этот мужчина, бьет его по макушке.
Черный занавес затуманивает его взгляд, Беранже опускается на колени. И в этот момент он слышит, как во сне, выстрелы.
Горечь во рту… Что-то очень крепкое на вкус течет по его горлу. Беранже кажется, что он глотает кислоту. Его тело разрывается от боли, голова раскалывается. Кровь гонит по жилам раскаленную лаву. Однако это ощущение мук не продолжается долго, напротив, ему на смену приходит огромное чувство блаженства. Он моргает, потом широко открывает глаза, у него на душе светло, и кажется, что он вовсе не терял сознания. А самое странное, что он не чувствует больше боли. Ему еще никогда не было так хорошо в собственном теле.
Склонившись над его лицом, на него смотрит какой-то мужчина. Беранже видит грубые линии, которые перечеркивают его лоб, и он видит, как разглаживаются щеки. «Какая странная голова, — думает он. — Можно подумать, что он привидение».
— Вы себя чувствуете лучше? — спрашивает мужчина, убирая синюю склянку во внутренний карман пиджака.
— Да… — бормочет Беранже, приподнимаясь на одном локте. — Что вы дали мне выпить?
— Эликсир, который я сам сделал. Через несколько минут вы будете таким, как прежде.
— Куда они делись? — забеспокоился Беранже, ища Рене и его приятелей.
— Они убрались. Звука пуль, свистящих вблизи от их ушей, оказалось достаточно, чтобы они бросились врассыпную. Я, кажется, подоспел вовремя, отец мой.
— Вы достойны всей моей благодарности, месье…
— Илья, Илья Йезоло, к вашим услугам.
— Но что вы здесь делали?
— Археологические раскопки по совету одного местного специалиста, аббата Будэ из Ренн-ле-Бэн.
— Будэ? Так это мой друг!
— Тогда я вдвойне счастлив, что смог вас вытащить из этой передряги. Но между нами, отец мой, чего они от вас хотели?
— Вы не сторонник левых?
— Я не левый и не правый, не коммунар и не роялист. Я принадлежу только себе. Политика меня не интересует, я нахожу себе интеллектуальные развлечения в другом. Более того, у меня нет французского гражданства.
— Да снизойдет на вас благодать божья. По крайней мере, вы не подвергаете себя опасности. Эти мужчины сердиты на меня за то, что я провожу кампанию за консерваторов.
Илья почувствовал, что у него свалился камень с души. Он улыбается. Он думал, что их план воспользоваться Беранже Соньером раскрыт, и подручные иоаннитов напали на него, чтобы провалить всю их операцию. Однако он говорит себе, что этот священник подвергает их сильному риску. Они добились его назначения сюда не для того, чтобы он навлек на себя весь гнев министра по делам вероисповеданий. Почему он не может запереться в своей церкви вместе со своими Евангелиями и сидеть спокойно? Они дали ему Мари, чтобы унять его пыл, но этого оказалось недостаточно!