Тайна академика Фёдорова

Таким ответом, Фёдоров сразу это понял, он окон­чательно покорил девушку – свою бывшую (в прежней жизни) и будущую (как он надеялся, в жизни этой) жену. Он её ни в чём не обманул, но о многом сознательно недоговаривал. Так было и с ответом о мамином обмене квартиры. Викто­рия наверняка решила, что Фёдоров встречал её раньше в Брянске, когда приезжал к своей матери из Москвы. "Наверное, тогда и влюбился в меня", – решила она. Довольно позднее время исключало возможность уточнения этих предположений, как и выяснение прежнего адреса матери Фёдорова. Зато появлялась возможность построения таких гипотез и догадок, которые лишь шли на пользу, работали на укрепление особого отношения к нему, едва только зарождающегося в ней.

В Калининграде Алексей Витальевич проводил Викторию до самого университета. Там ему неожиданно легко удалось договориться о размещении её в общежитии на время вступительных экзаменов. Потом Фёдоров решил поговорить с председателем приёмной комиссии. Ему хотелось слегка помочь Вике в поступлении на юридический факультет, подстраховать её. Поскольку чувства раздвоен­ности при этом не возникло, он решил, что все его действия пока что правильны. Председателем оказался профессор Прокофьев, хорошо знакомый Фёдорову по той жизни. Он показал ему своё удостоверение НИИ МБП Минздрава СССР, где были указаны и степень, и звание. Рассказал о прошлых неудачах настойчивой девушки из Брянска в поступлении, упомянул при этом, что приехал сюда в отпуск к своей матери, которая переехала сюда тоже из Брянска. А 298 потом спросил, что бы уважаемый профессор и председатель комиссии посоветовал, чтобы помочь девушке избежать неудачи при поступлении. Прокофьев стал давать ему советы, в ответ на каждый из которых Фёдоров кивал головой, не особо слушая. Прокофьев, видимо, заметил это, потому что прервал самого себя и спросил в лоб:

-          Вы чего так волнуетесь, коллега? Невеста что ли?

-         Что вы! Почему сразу невеста? Землячка, очень толко­вая девушка, но, боюсь, что прежние неудачи ей поме­шают! – ответил Фёдоров, всем свои видом невольно подтверждая догадку шефа приёмной комиссии.

Расстались они очень хорошо. Теперь Фёдоров был уверен, что Викторию на вступительных экзаменах "завали­вать" не станут. Забежав в общежитие, Фёдоров не сразу нашёл нужную комнату, а найдя её, постучал в дверь. В ответ он услышал тот самый негромкий грудной голос, который был знаком ему четверть века, больше, чем нынешний возраст девушки:

-          Да. Войдите!

Фёдоров не замедлил войти и тут же начал пере­сказывать советы, услышанные от Прокофьева. Он знал, что щепетильной Виктории факт его визита к председателю приёмной комиссии не понравится. Поэтому постарался нейтрализовать недовольство такой фразой:

-          Вот что мне сейчас удалось узнать, Виктория Петровна. Сначала скажу, что вам надо поторопиться, потому что время приёма документов истекает. Можете не успеть, а мне бы так хотелось, чтобы вы поступили.

Передав советы Прокофьева и не дожидаясь ответа, он ушёл на Северный вокзал, чтобы добраться оттуда на светлогорском поезде к матери, которую уже так давно не видел.

Двери остановившегося вагона распахнулись как раз перед Фёдоровым, ожидавшим электрички на нижней плат­форме. Это не было удачным совпадением: в прежней своей жизни он специально наловчился выбирать такое место на нижней платформе, чтобы зайти в вагон одним из первых, усесться у окна и там ещё сорок минут поработать над бумагами. Сейчас оказалась свободной короткая скамья, первая от входа. Так что не пришлось стоять в ожидании, пока освободится место. Можно было отдаться мыслям, детально обдумать последующие действия. Фёдорову вспомнилось, как трудно ему давалась акклиматизация здесь тогда, в прежней действительности. Его всё время познабли­вало, а попробовав несколько раз искупаться в море, он удивился: как это другие совершенно спокойно, с видимым удовольствием входят в воду – ведь не все же они "моржи"! Конечно, море, расположенное на Севере Европы, далеко не такое тёплое, как Чёрное. Бесспорным было и то, что море смягчало климат, делая зиму более мягкой, а лето заметно прохладнее, чем на континенте. Но, глядя на термометр и гигрометр, Фёдоров тогда не находил объективных причин для чувства озноба, почти не покидавшего его. Во всяком случае, и в Воронеже, и в Москве при такой температуре и влажности он никогда не мёрз.

Тогда, перед переездом сюда, он интересовался всем, что касалось предполагаемого нового места жительства, где имелся солидный шанс быстрого получения квартиры. Алексей Витальевич прочитал всё, что смог найти об этой земле. Ничего необычного, такого, что могло бы удивить, не попадалось. Кроме разве того факта, что уж слишком много здесь родилось или работало людей, прославившихся своими делами. Например, писатели, такие, как Гофман, астрономы, как Бессель и Коперник, философы, как Кант. Да, всех было не счесть.

Уже поселившись здесь, Фёдоров узнал и иные факты, которые позволяли предполагать наличие в этом краю на