Мама посмотрела на него. Было заметно, что тревога за сына стихает. Его объяснения показались ей убедительными. Затем она огляделась, чуть прищуриваясь:
- Ничего не могу разобрать… Но такой густой туман вижу впервые!
- Давай пройдём через лес,– предложил Алексей Витальевич. Но мама отказалась: она находила это рискованным – идти через незнакомый лес, в тумане – можно заблудиться.
Фёдоров всё же углубился в туман ещё немного. Оглянувшись через десяток шагов, он не смог рассмотреть мать и бодрым голосом крикнул ей:
- Ау! Где ты? Отзовись! Пойду на голос!
Он уже направился было к выходу из леса, услышав ответ матери, но тут им овладело хорошо знакомое чувство раздвоенности сознания: он почувствовал себя и здесь, и в том своём прошлом, которое было тут для всех будущим, тем будущим, которое нельзя было допустить.Это означало, что он что-то делает не так. Что же? Над ответом долго думать не пришлось. Ведь он же совсем недавно, в поезде, пришёл к идее создания здесь специального НИИ, ну, предположим, лаборатории изучения перемещения сознания во времени. Ведь при этих размышлениях он непроизвольно территориально связал такую лабораторию или филиал НИИ именно с этим самым леском, где совсем недавно ему мерещились какие-то корпуса, ограда, табличка! И всё это, весь этот удивительный мираж был виден ему одному, оставаясь недоступным его матери.
Продолжая периодически откликаться на крики Ольги Алексеевны, звавшей его к выходу из леса, окутанного туманом, Фёдоров повернулся и углубился в него. Былое ощущение раздвоенности сразу же почти полностью исчезло, а корпуса, ограда. Они стали такими отчётливыми, что, казалось, протяни руку и ощутишь шершавость распространившегося в начале XXI века "короеда" – специальной штукатурки. "Да! Здесь создадим лабораторию. хроно– троники!" – решил Фёдоров, мгновенно придумав и название пока ещё не существующей науки о взаимосвязи сознания и потоков или, скажем, волн, времени. Раздвоенность сознания при этом решении бесследно исчезла. Как, впрочем, растаял и призрак корпусов пока ещё не созданной лаборатории.
Бодрым шагом, перекликаясь с матерью, Фёдоров вышел из леса. Взглянув в последний раз на него, Алексей Витальевич увидел, что и туман начал редеть, рассеиваться.
– Ну, ма! – обратился он к матери, предупреждая её вопросы, ответить на которые не имел ни возможности, ни права. – Пойдём назад! А тумана такого я давненько не видел. Действительно, поплутал немного! Но, знаешь, интересно: будто в облако вознёсся! А опасности никакой, мне ещё в поезде рассказали об этом леске: он очень
маленький. Где-то здесь, совсем рядом, колхоз-миллионер расположен.
Тут, будто в подтверждение его слов, послышалось многоголосое коровье мычание. Похоже, что животные находились совсем близко, метрах в двухстах, на ферме или на пастбище. От этих коровьих голосов Фёдорову стало легко на душе. Он слишком хорошо помнил, ведь для него прошло меньше двух лет, как видел этот богатый колхоз уже разорённый, разрушенный „реформами", как было вырезано всё стадо, а фермы снесены до основания. А сейчас, в этой реальности, всё жило, работало, процветало.
- Молочка бы сейчас. парного! – молвил Фёдоров матери, которая откликнулась:
- Да, я бы тоже не отказалась.
Вскоре они были дома. Какое-то время Фёдоров помогал матери в оклейке квартиры обоями. Потом, взглянув на часы, сорвался с места, объяснив, что опаздывает сделать необходимый, заранее условленный звонок в Москву. На переговорном пункте почти никого не было, и удалось быстро связаться с генералом по тому самому номеру, о котором они заранее условились ещё до выезда сюда. В скупых, понятных лишь им двоим выражениях, Фёдоров объяснил Шебуршину ситуацию, намекнул, что придумал здесь способ контроля правильности предпринимаемых мер и действий, а также и возможной "поездки" генерала для этого контроля. Его всемогущий начальник и одновременно помощник и друг мгновенно всё понял и попросил Фёдорова съездить в Москву сразу же, как только он завершит необходимые дела. По той мелочи, что генерал употребил слово "съездить" вместо "вернуться", да ещё и несколько выделил это слово тоном, Фёдоров понял, что тот не только понял вещи, на которые по открытой связи можно было лишь намекнуть, но и принял его план. Принял и уже рассматривает его, Фёдорова, как постоянного жителя Калининградской области.