Уже догадываясь, что ректор, скорее всего, выразит ему своё неудовольствие за попытку "вынести сор из избы" (хотя, из какой избы – всё происходило и оставалось в рамках университета!), Фёдоров отправился к Медунову. Однако то, что произошло в кабинете ректора, далеко выходило за пределы самых худших предположений Алексея Витальевича. Его трудно было смутить и грубостью выражений, и изъяснением на повышенных тонах. Но сейчас он невольно морщился от звона в ушах. Николай Алексеевич Медунов, профессор, ректор выкрикивал нецензурную брань с такой силой, что временами было физически больно всё это выслушивать. Побывав здесь, в кабинете ректора, за три с половиной года всего-то раза два (это он – один из ведущих научных сотрудников университета!), лишь сейчас догадался об истинном назначении мер звукоизоляции. Весь смысл монолога ректора сводился, в сущности, к следующему: во– первых, Фёдоров пошёл против коллектива; во-вторых, его действия – отказ писать часть отчёта – могут повредить репутации университета в глазах заказчика, имеющего Государственное, Оборонное значение (ректор произносил слова с заглавных букв); в-третьих, Фёдоров – саботажник и никудышный учёный. Никаких объяснений, тем более, возражений ректор слушать не стал. Вернее, не позволил даже заикнуться, но, видя спокойствие и выражение терпеливого ожидания на лице своего, так сказать, собеседника, Медунов постепенно затих, бросив напоследок своё знаменитое:
- Ну! Всё! Идите!
- Николай Алексеевич! Именно, исходя из интересов университета, я и обратился к вам, рассчитывал на. – попытался всё же произнести свою первую фразу Фёдоров.
Но ректор его уже не слушал, а о чем-то беседовал по телефону. Оставалось выйти и притворить дверь с наружной стороны. В предбаннике он кивнул математику профессору Мите Никитину, который внимательно взглянул ему в лицо (видимо, всё же, звукоизоляция не была полной) и вполголоса произнёс:
- Ты сегодня когда освободишься?
- О! Дмитрий Анатольевич! Отчёт! Но ты заходи.
- Часов около пяти, ладно?
Фёдоров кивнул и вышел. Оказавшись на свежем, слегка морозном воздухе, он старался не оступиться на пятачке льда прямо перед невысоким крыльцом административного корпуса. Чувсивовалась неприятная тяжесть, тупая боль в затылке. Проявленные им выдержка и напускное спокойствие, отсутствие разрядки стресса сделали своё дело – опять подскочило артериальное давление. Стараясь дышать неглубоко, накапливая углекислоту в крови, Фёдоров отправился назад – в свою лабораторию.
В последующие дни он старался превзойти себя и в трудоспособности, и в интерпретации собранных данных, и в поисках наглядности их изложения для заказчика. Конечно, фальсифицированные данные были им из отчёта исключены. После заголовка соответствующего раздела он написал: "Ко времени составления настоящего годового отчёта материалы, относящиеся к данному разделу, не поступили". Будучи физиологом, он невольно составил отчёт так, что при внимательном прочтении складывалось впечат-ление: морфологические исследования в данной работе не так уж важны; пожалуй, в целях экономии средств в будущем этот раздел можно из плана исключить. В этом была фаталь-ная ошибка Фёдорова. Мало того, что он не понял высказанного, пусть намёками, пусть в повышенных тонах, пусть в форме неприглядного разноса, но понятного, как это полагал ректор, меряя всех по себе, явного приказа: писать отчёт на основании фальсифицированных данных и увязать эти "данные" с остальными. Мало того, что Фёдоров не сфальсифицировал отчёт и тем поставил под вопрос финансирование заказчиком защищаемой ректором группы недобросовестных женщин. Кроме этого, стремясь сделать прочие полученные данные более наглядными, обходя молчанием морфологический раздел, он фактически и в самом деле показал его второстепенность для заказчика. Так это и было в действительности, но. Тут в силу вступали соображения, касавшиеся финансирования некоторых направлений в университете, и дипломатия, которой Алексей Витальевич совершенно не владел, да и не понимал в достаточной мере. Его целью было установление фактических явлений и связей, их объективное описание, а отнюдь не соображения выгоды или удобства для кого бы то ни было. Собственно, а вправе ли исследователь, учёный действовать, работать иначе?!