Тайна академика Фёдорова

Так и сформировалось и у Алексея Витальевича, и у всех его знакомых, зачастую теперь "иностранцев", представление о Родине, в которой каждый человек был Личностью, был ответственен перед предками и потомками, представлял собою часть Народа, а не атом, воюющий в  своём броуновском движении с каждым и против всех. Была любовь к природе, особенно к природе тех мест, где родился и вырос, но и к природе тех частей страны, куда мог свободно поехать, сэкономив одну-две месячных стипендии. Правда, в этом представлении о Родине и о себе не было места фальшивым и слюнявым рассуждениям о "русских берёзках" или о "партии – нашем рулевом". Согласитесь всё же, что это совсем другое дело! Но, как говорится, "что имеем – не храним, потерявши – плачем". Так и у Фёдорова оконча­тельное осознание своего чувства Родины, неоценимой важности всего уклада жизни в ней произошло в связи с выездами за границу.

Алексей Витальевич впервые выехал за границу, уже будучи более чем зрелым мужчиной. Возможно, поэтому с ним не произошло того, что называют "эффектом медового месяца". Впрочем, ему доводилось встречать и куда более опытных и вроде бы умудрённых жизнью людей, которые с восторгом описывали своё пребывание на вожделенном для них "Западе". Так что, в трезвом отношении Алексея Витальевича к образу жизни в странах Западной Европы скорее была виновата его отработанная десятилетиями привычка наблюдать, анализировать, не упуская из виду никаких "мелочей".

Алексей Витальевич знал и учил этому своих студентов и сотрудников: мелочей не бывает. То, что люди считают или называют мелочами, обычно в действитель­ности выдаёт их характер и мировоззрение, свидетельствует о том, на что нацелены их интересы и чему они не придают значения. "Мелочь" как фактор, не существенный в одном явлении или же с одной точки зрения, как правило, оказывается важным, а то и решающим в другом явлении или процессе, а то и просто при взгляде под иным углом зрения. Ведь человеческое мышление – это своего рода моделирование явлений и предметов окружающей действи­тельности. При этом с неизбежностью приходится упрощать, откладывая в сторону малосущественные факторы: никакая модель не может полностью повторять, воспроизводить оригинал, иначе это будет просто копия, ещё один экземпляр моделируемого объекта. Те же, кто с восторгом отзывался о Западе, в качестве "мелочей" отсекали, отбрасывали имен­но существенные, порой – ключевые элементы западного образа жизни. Когда Алексей Витальевич пытался об этом заговорить, окружающие отмахивались, а то и упрекали его в "совковой зашоренности", несовременности взглядов.

Больше всего угнетала Алексея Витальевича разоб­щённость людей на Западе, их холодность и равнодушие друг к другу. Именно здесь Фёдоров впервые осознал, что огорчавшее его на Родине, заметное для него постепенное охлаждение и ослабление семейных связей между людьми обусловлено исподволь происшедшей сменой моральных ориентиров в СССР и ориентацией на Запад (как иначе трактовать лозунг "догнать и перегнать!"?). Да, на Запад, где люди не просто разобщены, но и ведут друг с другом непрерывную войну под вывеской "свободной конкуренции", где мерилом всего, в том числе – жизненного успеха, являются деньги.

Прожив месяц в Берлине, в семье, где жена работала медсестрой, а муж уже вышел на пенсию, Фёдоров стал невольным свидетелем нескольких событий, которые навсегда сделали для него неприемлемым образ жизни, как стали говорить, "цивилизованных стран", начиная со времени ненавидимого на Родине и любимого в Германии Горбачёва.

Во-первых, Алексей Витальевич на примере узнал, к чему ведёт брачный контракт. Супруги Грюнерты, обложив­шись квитанциями, калькуляторами и чистыми листами бумаги, подводили в кухне баланс расходов и доходов, рассчитывая, кто из них и какую сумму должен внести.

Делалось это привычно – деловито, спокойно, хотя и с заметным для Фёдорова напряжением, скрываемым обоими супругами. "Какая же это семья, где же здесь экономическая основа единства супругов, да и есть ли оно, это самое единство?!"– думалось Алексею Витальевичу. Скорее уж всё это походило на раздел имущества, пусть даже осущест­вляемый привычно и повседневно!

Когда "раздел имущества" был завершён, на одутло­ватом лице Дорис за искусственной улыбкой стало заметно некоторое раздражение. Теодор же, напротив, явно выглядел довольным. Поняв, что его реакция на происшедшее в какой– то степени замечена Грюнертами, Фёдоров задал вопрос, который был призван разрядить ситуацию и подчеркнуть полную неосведомленность русского гостя в таких делах. Ответ был прост: так предусмотрено брачным договором.