Тайна апостола Иакова

На протяжении всей беседы Клара тревожно пыталась определить, кто из этих двоих был добрым полицейским, а кто злым. Однако ей так и не удалось прийти к окончательному выводу. Тот факт, что оба ей казались, в зависимости от конкретной ситуации, то хорошими, то плохими, вызывал у нее крайнюю досаду. К своему глубокому сожалению, она вынуждена была сделать вывод, что это она допускает ошибки и ведет себе неправильно.

В чем-то это было действительно так. По крайней мере, они явно сомневались в том, что с полной уверенностью могла утверждать лишь она одна: в том, что она не убийца.

Ясно, что, пока судебные медики не установят точное время преступления — время, относительно которого ей придется представить следствию доказательства, что в тот момент она не могла находиться рядом со своей подругой, Клара является главной подозреваемой по простой причине ее непосредственной близости к Софии. Не дай бог, кому-то придет в голову какой-нибудь нелепый мотив ее предполагаемой неприязни к соседке по квартире: например, что она была тайно влюблена в Адриана.

Она не знала, что, применяя технику проникновения в психологию преступника, оба полицейских пытались представить себя на ее месте. На каком именно? На месте человека, который обнаруживает свою соседку по квартире убитой в ванной комнате их общего жилища. Их задачу облегчало то, что они много раз видели ее в комиссариате и хорошо знали по репортажам в прессе и на телевидении, связанными с крушением танкера Coleslow. этот капустно-морковный салат, такой отвратительный вначале, но оказавшийся столь питательным для нее в конечном счете, сделал ее своего рода знаменитостью.

Особое беспокойство овладело Кларой, когда она спустя несколько минут после начала разговора вдруг осознала, что полиция прибыла на место преступления раньше, чем она успела позвонить в комиссариат.

Нервное состояние мешало ей адекватно воспринять тот факт, что звонок в комиссариат был сделан в тот момент, когда комиссар с доктором Сомосой видели, как она идет вверх по Руэла-де-Энтресеркас. Ее судьба действительно зависела от нее самой и от того, насколько точно ей удастся восстановить очередность недавних событий. Именно это позволит снять с нее все подозрения. С другой стороны, трудно представить, что человек может сдать квартиру приятельнице, чтобы затем убить ее.

Во время допроса почему-то никому не пришло в голову обратить внимание на то, что с того момента, как доктор Сомоса поприветствовал Клару через оконное стекло бара, и до обнаружения трупа прошли не часы, а всего лишь минуты. Они вместили в себя короткий разговор с Адрианом, покупку пачки сигарет, восхождение на Голгофу, в которую теперь превратилось жилище Клары, и время, необходимое для того, чтобы привести в движение полицейский аппарат.

Еще более коротким оказался промежуток времени, ограниченный моментом обнаружения Кларой трупа, с одной стороны, и вторжением полицейских, заполонивших жилище и внесших сумятицу в душу адвокатессы, — с другой; появление полиции, как теперь стало понятно, явилось следствием анонимного звонка, который, правда, никак нельзя назвать ложным вызовом.

Проводившие допрос полицейские не придали сему факту должного значения. Им также было неизвестно, ибо Кларе не пришло в голову сообщить им об этом, что в ту минуту, когда она собиралась позвонить, в то самое мгновение, когда она уже протянула руку к телефонной трубке, завыли сирены патрульной машины и «скорой помощи». Они не могли также знать, что в дверь позвонили ровно в ту минуту, когда раздался вой первой сирены: Клара попросту была не в состоянии это вспомнить во время допроса.

На самом деле, возможно, это было к лучшему, а то решили бы, что она занимается тем, что придумывает себе оправдания.

У Клары не было времени на то, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли до появления полиции, поэтому на протяжении всего допроса она вела себя исключительно импульсивно и не сразу отдала себе отчет в бессвязности своих показаний и в нелепости косвенных обвинений как в адрес Адриана, так и доктора Сомосы. Теперь она хорошо понимала, что во время непринужденной и, как ей сначала показалось, дружеской беседы с судьей и судмедэкспертом, она умудрилась приплести к делу и последнего. Что, как она сейчас осознавала, уж совсем не соответствовало ее адвокатской миссии; но что сделано, то сделано. Да, и ведь еще она походя упомянула Томе Каррейру, хорошо хоть комиссара забыла назвать. Впрочем, в последнем случае ей бы никто не поверил.