На его стороне были лишь личная симпатия комиссара, который считал его неспособным на убийство, и убежденность Арнойи в том, что профессор — вялый хлюпик, не способный вступить в борьбу даже с самим собой. Деса же утверждал, что как раз самые что ни на есть тихони нередко оказываются настоящими преступниками.
— А Аншос Вилаведра? — спросила инспектор.
Никого из них нисколько не беспокоила ни подлинность мощей святого, ни личность того, кто отдал приказ оставить дело в подвешенном состоянии, дабы не причинять беспокойства Церкви; кроме того, теперь они даже не вспоминали о подозрениях, возникших у них в свое время относительно священника-легионера и его обожаемой библиотекарши.
— Ни то ни се, — ответил комиссар, — а потому вполне может так случиться, что это как раз она.
— Ну и как мы с ними обоими поступим? — вмешался Деса.
В это мгновение компьютер комиссара издал сигнал, свидетельствующий о поступлении почты. Андрес поднялся и, когда письмо оказалось в папке с входящей почтой, начал печатать историю болезни Софии Эстейро, пробегая ее глазами по мере того, как принтер выдавал распечатанные листы.
— Чему, ты говоришь, была посвящена диссертация
— Что-то связанное с диабетом, — ответил Деса, опередив Андреа.
— Так вот, у Софии неделю назад был диагностирован диабет, — сказал Андрес, протягивая ему медицинскую карту убитой. — Ну, а теперь идите отдыхайте, внимательно прочтите все это, поразмышляйте над тем, что сочтете важным, а завтра будет новый день.
Было уже поздно. Они с самого раннего утра крутились как белка в колесе, и комиссар решил, что на сегодня хватит. Его помощники заслужили отдых, и он громко оповестил их об этом.
— А теперь пусть каждый займется тем, чем хочет. Приказ есть приказ, и дело закрыто. Святая Мать Церковь может спать спокойно, и мы тоже. Завтра после траурной службы я займусь Карлосом Сомосой, а вы приведите сюда мадам
9
Когда Андрес Салорио вернулся домой, нельзя сказать, что душа его пела. Эулохия если еще не приехала, то должна была вот-вот появиться. А это предполагало радость и смех, карибские нежности и секс… Однако действия, которые ему пришлось предпринять после разговора с представителем центрального правительства, держали его теперь в состоянии сильнейшего напряжения, что не слишком располагало к проявлению нежности и любовным играм.
— Привет! — крикнул он. — Есть кто-нибудь дома?
— Привет, радость моя! — ответил ему откуда-то из недр квартиры голос его… падчерицы?
— Да, это я, — ответил он уже без всякого энтузиазма.
Судя по всему, пилот радиоуправляемых воздушных кораблей окончательно куда-то смылся. Быть может, он, подобно пророку Илии, унесся вдаль на огненной колеснице своей новой веры. Во всяком случае, если не веру, то уж пылкость и взбалмошность он явно унаследовал от матери, и вернется он домой не раньше, чем ему этого захочется. Ну а пока одной проблемой для комиссара меньше.
«Это даже лучше, — подумал Андрес, — меньше народа — больше кислорода», после чего продолжил размышлять о своих делах.
Ароматы благоухающего сада полуслов-полунамеков, полудел-полубездействия, в который он, как ему казалось, к своему полному удовлетворению, вступил сам и куда вовлек своих ближайших сотрудников, начинали вызывать у него чувство легкой досады.
Несмотря на указания представителя правительства, он будет продолжать расследование, о чем уведомил свою маленькую команду. Но это решение держало его в состоянии непреходящей тревоги, которое было ему вовсе не по душе. Жизнь, на его взгляд, следовало проживать гораздо спокойнее и безмятежнее, чем это получалось у него в последние четыре дня и чем, вероятнее всего, продолжится и в последующие неизвестно сколько дней.
Он полагал, что убийца Софии почти у него в руках, но не видел выхода из создавшегося положения, который был бы приемлем для церковных и правительственных кругов и не нарушил бы джентельменского соглашения, судя по всему заключенного в высоких инстанциях.
Комиссару было более-менее ясно, каким образом можно скрыть результаты анализа ДНК останков, покоящихся в могиле апостола Иакова и принадлежавших, согласно открывшимся данным, женщине, которую он мысленно уже начал называть апостольшей Иаковиной. Но как скрыть личность убийцы? Этот вопрос оставался без ответа, и именно он держал комиссара в изнуряющем напряжении. Ведь если он обнаружит убийцу и откроет его имя вопреки отданному сверху распоряжению, то на карту будет поставлено многое из достигнутого за последние годы в его карьере.