Тайна аптекаря и его кота

В общем, где-то в середине прошлого лета — как раз когда я только осваивался в аптекарском доме, начал Дамиль слышать у себя в голове чужие голоса. Поначалу перепугался и хотел господину о том рассказать, но голоса велели этого не делать, потому что могут они в беде его помочь. Господин Алаглани не может, а они — могут. Разговаривать с ними следовало мысленно, и Дамиль разговаривал. И про беду свою рассказал, и про то, как жилось ему в весёлом доме. Голоса велели ему следить за господином, подслушивать и подглядывать, а после мысленно им всё пересказывать. Только у Дамиля это плохо получалось. Не пересказывать — а подслушивать. Не было сноровки. И оттого они, голоса, его ругали. Но всё же кое-что он понял. Понял, что «проверки здоровья» — это на самом деле какое-то хитрое чародейство, и что после проверок этих у господина сила колдовская прибавляется. И что кот не просто так, а для чародейства потребен. Дамиль же вовсе не дурачок, просто тихий и робкий. А голоса его наставляли, как надо следить, чтобы не попасться, на что обращать внимание. И так длилось почти год, пока сперва братцы-повара не сбежали с котом, а после Пригляд не попытался арестовать господина Алаглани. Тогда голоса велели ему срочно бежать из дома, указали, куда. А там его ждали какие-то хмурые люди, посадили в повозку и привезли сюда. Здесь он теперь и живёт, моет полы и всякое такое. Кормят хорошо, почти не бьют. А главное, обещают в беде помочь.

— А что сталось с Алаем, ты не знаешь? — спросил я главное, что следовало спрашивать. Всё остальное уже неважно, это пусть господин интересуется, если хочет. Никакой пользя от этого пришибленного чародейского нюхача я не видел. Этот не Амихи, не Гайян, этот кота нам не принесёт.

Выяснилось, что про Алая он почти ничего не знает. То есть знает лишь то, что когда оставшихся слуг выводили из дома, Алая среди них не было. Только Халти и Хайтару. Дамиль в кустах тогда сидел, пережидал, как ему и подсказали голоса.

Потом мы с господином поели, а Дамиль молча стоял возле двери, ждал, когда можно будет забрать посуду. Не чувствовал я в тот миг никакой жалости. Братцы-повара — иное дело, те матушку свою спасали, да и повинились потом, кота принесли. Этот же нюхачил просто из-за каких-то голосов, предавал того, кто его от весёлого дома избавил. Да и сейчас ни слова извинения не произнёс.

Сказать по правде, я о Дамиле особо и не думал. Ну, нюхач. Ну, мне упрёк, что не разглядел я его, не взял на подозрение. Не догадался, что нюхач не обязательно должен в аптекарский дом по-хитрому втереться, вот как я или братцы-повара, что можно заставить нюхачить того, кто ранее ни о чём таком не помышлял и служил верой и правдой. Меня гораздо больше тревожило, что сталось с Алаем. Если приглядские его не взяли, значит, успел смыться. А раз успел — значит, готовился к такому. Небось, и схрон у него имелся. Это вовсе не обязательно значило, что Алай тоже на кого-то нюхачил — но, по крайней мере, он, выходит, предполагал, что из аптекарского дома рано или поздно придётся бежать. А зачем бежать? Не от господина же? Чем опасен был ему, беглому, приютивший его аптекарь? Уж не догадывался ли он, что аптекарь занимается тайным искусством и потому сильно рискует? А что? Вполне мог подслушать что-то, подсмотреть. Парень он умный, четыре класса Благородного училища опять же… Вполне мог сложить палочки.

Пока я этим тревожным мыслям предавался, мы с господином поели и попили, поставили посуду на поднос. Дамиль молча поднял его и направился к двери.

— Не хочется тебя огорчать, — в спину ему произнёс господин, — но и правду скрывать незачем. Послушай, Дамиль, ты зря надеешься на своих новых хозяев. Ничем они тебе не помогут, потому что это невозможно. Легче луну Хоар на ужин съесть, чем это сделать. Ни естеству, ни чародейству такое неподвластно. Поэтому напоследок мой тебе добрый совет: уходи-ка отсюда подальше, как только возможность появится. Ты напрасно поверил голосам, Дамиль. Честные люди лица не прячут. Ну, ступай, и да поможет тебе Творец Милостивый.

Дверь за Дамилем закрылась, и в горнице вновь повисла тишина.

— Жалко мальчишку, — вздохнул спустя пару минут господин. — Из всех вас у него горе самое тяжёлое было, и самое непоправимое.

— Это в каком смысле? — не понял я.

— Когда человек что-то теряет — близких, дом, родину, любовь, он может со временем получить другое, — пояснил господин. — Найти новую любовь, новый дом, новых друзей. С тобой ведь, как я понимаю, тоже так получилось?

— Ну, в общем, да, — согласился я. И впрямь: я потерял матушку с батюшкой, потерял свой трактир. И нашёл брата Аланара, нашёл Праведный Надзор… потом потерял брата Аланара… и ещё кое-что потерял, о чём после… потом вроде бы нашёл другое… но завтра снова потеряю. И больше уже ничего не найду.

— А у него всё гораздо хуже, — складки губ у господина искривились. — Ты ведь знаешь, что я забрал его из весёлого дома? Пришлось чуток силы применить, чтобы его бывших хозяев отвадить.

— Да, вроде что-то такое Тангиль говорил, — кивнул я.