Грошовая цена словам!.. Ничего, кроме отвращения, Алан не чувствовал, думая об этих идиотках, мелющих целыми днями чушь от нечего делать и, видимо, считающих себя очень дерзкими, тогда как они все вместе взятые не стоили и одного выреза на платье Княгини ада. Ненавидит Князя?.. Не смешно ли это было в преисподней, где его боготворили все?.. Отталкивает его ласки?.. Не убого ли звучало про ту, которая была рождена из этих ласк?..
Была ли она влюблена в кого-то из генералов?.. Тут было сложно сказать. По опыту Алан знал, что ни одна женщина ада не будет довольствоваться одним мужчиной, пусть это будет даже сам Князь. А такая женщина, как Ди, тем более. Вопрос:
Ираклий болтал на эту тему без устали хуже любой бабы. Алан порой внутренне лютовал, желая заткнуть бывшую музу чем-то вроде большого зеленого яблока. Но и его мысли все время возвращались к этому вопросу.
Он заметил, что уже не идет на отчеты к Диане, как на каторгу. Что обруганный ею, медлит уходить, получая удовлетворение от собственного бешенства, вызванного ею. И он теперь не упускал лишнюю минуту, которую мог провести у нее в кабинете, вызывая ее на взгляды и раздражение, которое заменяло ему все радости жизни.
Алан ловил ее взоры, нутром следил за недоговоренными фразами, за не повернутой на сантиметр головой. Он был охотником, который пытался напасть на путанный след, виляющей в зарослях лисицы. Был ли тот холод и ирония, та игра ресниц и прорезающие одежду взгляды для него одного?.. Значили ли они то, что он хотел?..
Диана была неизменна в своей стервозности и в то же время изменчива, как осенний ветер. Она играла собственную игру. И как Алан ни был знаком с тем крючком, на который его всю жизнь пытались посадить женщины, он вновь и вновь путался в леске, глядя на сорванную волной наживку. Он не признавался, но он оказался бессилен против ее зыбких правил. Если только не найдет отгадку раньше, чем она придумает новые шарады.
Мысли затуманились и унеслись, словно весенним прибоем. Каким же она была умопомешательством…
Алан уткнулся лбом в ладони и видел ее перед собой, лаская взглядом ту, которая была сегодня далека. Она была достойна того, чтобы в нее влюблялись самые-самые. Она была лучшей… Она была единственной драгоценностью, которой не было цены. И он хотел только ее…
Ираклий был смелый, как настоящая муза: пока ее не сдуло ветром. Алан знал и видел, как моментально утихают разговоры о ней, когда приходит Князь. И как дрожат и терпят крах мечты, которые еще минуту назад так смело разворачивались на столе. Генералы хорошо помнили, как несколько тысяч лет назад Князь разметал по равнинам двух элитников второй адской армии, армии Алана, с которыми, чтобы досадить мужу, заигрывала Княгиня. Алан не запамятовал, как страшно на нее злился, задушить был готов. Тогда всей первой и второй касте еще раз было доказано, что Князь убьет любого, кто покусится на его жену. И никто больше не смел с тех пор сделать хотя бы попытку…
Алан был не Ираклий. Он готов был рискнуть всем ради нее. Он не боялся Князя. Ему надо было лишь выбрать время и момент… И только поймать в зрачках Дианы намек. Тогда он пойдет и победит.
Только годы мелькали в вечности, как лузганные семечки, и Алан понимал, что момента так и не было. Кто был виноват?.. Князь? Диана? Он ли сам?.. Казалось, он хотел ее убить за все, что она делает. За синие глаза, за разрез на груди, за кружева ее чулок. И как он ненавидел ее улыбки, посланные Князю поцелуи… Ее слова сегодня… «Я буду закусывать кровью мужа»… Ему чудилось: она сказала это специально для него.
Все стиралось в голове, оставляя мыльные пузыри лопающихся грез. И Алан видел перед собой только лицо Князя. Улыбающееся, сально довольное, и Диана у него на коленях. Как он презирал эту сволочь, как был готов зарезать паршивую мразь, которая посмела обладать ей и отталкивать ее от себя…
Была мечта высказать ему все в лицо. Бросить в глаза все награды, все повышения… Все елейные, кошачьи, словно для баб, слова. «Как бы твоя работа не пошла так же, как твое настроение». Она пойдет. Пойдет в бездну, вместе с ненавистной скотиной, пойдет в Божий гнев, откуда Самуил вышел по другую сторону от Михаила…
— Мрак… — проговорил Алан, с трудом вглядываясь в стекло бутылки.
Вторая ушла еще быстрее, чем первая. Генерал попытался встать, чтобы взять третью, но ноги его не слушались. Теперь он был действительно пьян. Выругавшись, он рухнул на стул и в сердцах долил остатки в свой стакан.
Уши уловили нежданное поскрипывание приотворившейся двери, и Алан увидел, что к нему кто-то вошел. Рябящие зрачки различили могучую фигуру. Только этого ему сегодня и не хватало.