Марина изменилась в эти дни.
До неузнаваемости; видели окружающие, как вместо переживающего свою жизнь трепещущего сердечка из ребер появляются ожесточенные железные шипы. Она повзрослела даже внешне. И что-то другое появилось во взгляде, который как-то впервые между делом распробовал первую ложь на вкус.— Тебе идет. Чего ты раньше не носила узкие?.. — спросила Аня, увидев перед школой, что Марина в новых джинсах.
— Не знаю, — она пожала плечами. — Захотелось купить.
Ты — это то, что ты носишь. И одежда — способ выразить тебя. Тогда Марина только осмысливала новый образ и первые новые правила своей внешности: если джинсы — то черные, если юбка — то короткая, а если длинные волосы — то распущенные. Длинными они у нее будут лишь через много месяцев.
— Чего надо?.. — Аня оглянулась, прижатая чьим-то взглядом к стене коридора.
— Курва, что ты делаешь?
Перед ней стоял не кто иной, как Гоша. Сам пришел, собственной персоной. И парни рядом среди живой школьной перемены.
— А что я делаю? — Аня повернулась к нему наглая и развязная.
— Что ты сплетни разводишь, мы не врубаемся? — выступил вперед уже другой пацан, который в их компании считался самым серьезным и статусным. — Какого …, треплешь о том, чего у вас с ним не было?..
— А ты свечу держал?.. — сверкнула на него Аня дьявольским блеском.
Марина потеряла подругу где-то на полпути к туалету. Когда вышла в коридор поискать, нашла в компании, не одну.
— Что за хрень тут творится?! — Марина сломя голову ринулась на стрелку. Резко и очень уж несуразно она рванула мальчика, который был выше ее на голову, за плечо. — Что ты прикопался?! Отвали от нее быстро!..
— А ты ее адвокат?! — выступил на нее кто-то.
— Ну, вы же строем ходите! — отбила атаку Аня. — Значит так, мальчики, — проговорила она низким тоном. — Смею вас заверить, что я буду говорить и делать все, что я хочу. А на вас я плевала десять раз со всеми вашими амбициями. До свидания, неудавшиеся ковбои.
От радости новой жизни до черной испепеляющей войны оказался один шаг. Что ж, свободу надо было отстаивать своей кровью. Марина помнила эти дни, насквозь пропитанные злобой, когда на них смотрели и ненавидели, когда она презирала всех вокруг. Тогда помогла привычка не взирать на лица. А в транс впадать, отключаясь от отношения к ней всех, научилась позже.
— Я не понимаю, зачем в десятом классе устраивать родительские собрания? — сказала Марина, устало улыбаясь. — Они тебе еще не все уши про меня прожужжали?..