– Нет, – ответил он, отсмеявшись. – Трать на что хочешь и сколько хочешь. Всё моё состояние к твоим услугам. Только из дома не выходи. Посылай слуг.
– Хорошо, – вздохнула я.
Алексей расслабленно закрыл веки.
– Экстренный выпуск! – громко выкрикнул мальчишка прямо под нашим окном. Покупайте экстренный выпуск! Раскрыта серия загадочных убийств! Кровавый маньяк – сиятельный князь! Наследник царя – убийца!
– Что? – охнула я.
Милевский распахнул глаза и, сжав мою руку, сказал:
– Спокойно. Сейчас узнаем. Степан! – гаркнул он слугу.
Отдав распоряжения, Алексей поднялся и выдвинул мне стул:
– Сядь. В ногах правды нет.
Я послушно устроилась рядом. Это ошибка! Злая сплетня, да мало ли их было и будет? Мало ли в городе убийств?! С чего я решила, что статейка эта касается нас? Газетчикам нужны сенсации! А если их нет, почему бы не сочинить? Тем более, сейчас… когда в подобное хотят верить!
Меня замутило, и голову будто стянуло стальным обручем. Надо поесть! Я потянулась к булке, руки дрожали. Отломив кусочек, я положила его себе в рот и, чтобы не нервничать, принялась тщательно пережёвывать, мысленно считая до десяти на всех известных мне языках. Когда слуга вернулся, счет пошел на четвертый круг.
Милевский забрал у Степана газету.
– Аж в «Петербургских ведомостях»… – потер он подбородок и, небрежно расправив сгиб, пробежался глазами по заголовкам первой полосы.– Всё даже хуже, чем я думал. Собирайся, Маша, – устало сказал он мне.
– Куда… – растерянно прошептала я.
– Твоя шутка была как нельзя кстати, – криво усмехнулся он и протянул мне газету: – Ты едешь в Париж.
«Порочная одержимость», «многолетнее преследование», «Милевский», «дочь борца за справедливость живет впроголодь, отстаивая свою честь».
– Громкие обвинения, основанные на словах дворника! Им ведь не нужны доказательства, да? Им и свидетельства мои не нужны!
– Не нужны, – серьезно посмотрел на меня Алексей.
– «Любовница князя, которая по «странному» совпадению так же проживает на Гороховой, отказалась пояснять ситуацию». Какая прелесть! – я зло отшвырнула газету и, уронив в ладони лицо, расхохоталась до слёз. – Что же это вы, ваше сиятельство, не могли где подальше девицу поискать?
– Сплоховал, – серьезно ответил Милевский и подал мне стакан воды.
Пока я пила, он приказал слуге приготовить экипаж, а горничной, собрать мне вещи.
Руки дрожали так, что вода расплескалась из стакана. Отставив его, я взяла салфетку и посмотрела на князя. Алексей стоял у самых дверей и сверял время.
– Сейчас слуга отвезет тебя на квартиру к Клер Дюбуа, – заметил он моё внимание. – Билеты и документы вам обеим доставят туда. Надеюсь то, что гулять по улицам Петербурга теперь не стоит, повторять не нужно?
– А … ты? – испуганно спросила я.
– Я заберу тебя, когда всё успокоится, – ласково улыбнулся мне он. – Но ты меня удивляешь, где твоё любопытство, Мари? Почему не спросишь о Клер?
– Зачем? – я последний раз смяла салфетку в руках. – Вы хорошо знакомы, ты любишь её, ты доверяешь ей.
– О чем и речь, – буркнул князь. – Я ждал если не возмущения, то хотя бы ревности!
Я поднялась на ноги, подошла к нему. Уткнулась ему в грудь лицом и, тяжело вздохнув, сказала:
– Сергей Павлович Милевский женился поздно. Ты родился, когда ему было сорок восемь лет. До того он жил на две страны и имел в Париже продолжительный роман. Когда венценосный кузен твоего отца приказал ему вернуться ко двору и сочетаться браком с твоей матерью, бывшая возлюбленная князя получила приличное содержание. От той связи у неё осталась дочь. Мадам Дюбуа богата, пожалуй, слишком богата для обычной преподавательницы, пусть и иностранки. В разговоре со мной она обмолвилась о русских корнях, а ты как-то давно говорил мне о том, что вопреки запретам отца нашел во Франции единокровную сестру и, даже живя в России, продолжал держать с ней связь, – я подняла на него глаза: – Это ведь Клер?
– Клер, – признался Милевский и погладил меня по волосам.
Я посмотрела в его лицо:
– Вы уверены, что мне правильнее будет уехать, ваше сиятельство? Что если государь пойдет на поводу у толпы, что если решит устроить суд? Тогда я смогу вступиться за тебя перед обвинением…
Алексей горько усмехнулся:
– Как ты умудряешься сочетать в себе такой острый ум и такую поразительную наивность?
Я прикрыла веки. Наивность… да, это так…. Если государь допустит суд, меня не станут слушать. Тем, кто решил уничтожить нынешнюю династию, правда не нужна.
В столовую заглянула Ксения и, объявив о том, что всё готово, оставила нас.
– Почему бы и тебе не отправиться в Париж? Почему бы самому не вернуться, когда всё успокоится? – я сморгнула слёзы.
Нет, он не уедет. Я и сама знаю ответ. Милевский – князь. Долг и честь не позволят ему оставить того, кому он давал присягу. Он останется рядом с Михайловыми, что бы ни произошло.
Он прижал меня к себе, и я обняла его за шею, осыпая поцелуями его лицо.
– Придержи-ка страсть, Мария Михайловна, – тепло рассмеялся Милевский, и я всхлипнула. – Ну, полно тебе, не плачь! Всё наладится.
– Если бы я только могла подумать, чем всё это обернется в будущем!