Тайна архивариуса сыскной полиции

– Я буквально на пару слов, – пояснил мужчина, доставая из портфеля документы.

Господи, я всё-таки скатилась в паранойю!  Я облизнула пересохшие губы, чувствуя соль на кончике языка. Духота, и нервы ни к черту…

Оторвавшись от бумаг, Иван внимательно посмотрел на меня.

– Вы бледны, Мария Михайловна. На воздух бы вам, – обеспокоенно заметил он.

– Да, и желательно куда-нибудь к воде… – рассеянно отозвалась я.

– Так, может быть, прогуляемся? Отужинаете со мной?

– Благодарю, я только поужинала, – солгала.

– Хорошо, не буду настаивать, – чуть улыбнулся Бортников, взгляд его остановился на моих губах, и я вдруг вспомнила тот наш давно забытый мною поцелуй у дверей дома на Гороховой.

«Я принес вам мазь»…

Не зная, куда деть себя от неловкости, я пальцами нашла бриллиант на правой руке.

– Так … что вы хотели, Иван Петрович?  

Тогда, убегая от невидимого преследователя, я тоже боялась. И сердце точно так же стучало в груди. Но теперь, чего ты боишься, Мария? Неловкости? Смешно. Я расправила плечи.

Бортников моментально перешел на деловой тон.

– В этой истории с убийствами полно белых мест, – заметил он. – Одни лишь признательные показания чего стоят, взгляните, – он передал мне лист с копией.

Я пробежалась глазами по ровным строчкам.

– Не та очередность, – у меня задрожали руки. 

Душил веревкой? Я читала заключение Ежова, не было никаких веревок! Девицы задушены руками!

– И детали не те… – чувствуя, как сжимают горло ледяные тиски, я нашла глазами Ивана.

– Именно, – кивнул Бортников. – Подробности зверских убийств смаковали в прессе, но всё же далеко не все. А наш предполагаемый убийца, будто из газет их взял. И ни одного слова в пользу собственной защиты. Более того, я намеренно придумал несуществующий золотой медальон у одной из жертв, так он и тут не отпирался. Был, мол, видел. Такое ощущение, ему хоть десять убийств приплети, так он и в одиннадцатом, сверху сознается, – покачал головой адвокат. – Одного не могу понять, зачем на себя наговаривать? Тем более сейчас, когда народу только дай повод вздернуть церковников на крестах их же соборов.

– О, господи… – выдохнула я.

Виски заломило, золотые мушки заплясали перед глазами кадриль. Я спиной оперлась о дверь, чтобы не упасть. Бортников подхватил меня под руку, в голове помутилось, и мне почудилось, что адвокат губами коснулся моего виска.

– И всё же, вам нужно на воздух. Совсем рядом подают чудесное мороженое. Вам понравится, я уверен. Пятнадцать минут, и я сопровожу вас обратно в квартиру.

– Мне нельзя уходить, – выдавила я, мечтая оказаться на улице, вдохнуть полной грудью. – Я жду Чернышова.

Я снова ошиблась!

Бортников поджал губы и покачал головой.

– Маша, хотя бы во двор!

– Да ...

Закрыв дверь, я оперлась на локоть адвоката. Ноги дрожали, голова раскалывалась. Не помня себя, я глотала горький уличный воздух. Запахи, всюду яркие запахи... Я потерла виски, взглядом цепляясь за белый шрам.

Не понимаю, я не понимаю…

Я подняла глаза к небу, будто надеясь найти ответ в белых облаках. Ничего … небо молчало, оно давно глухо к заботам смертных. Чтобы оно услышало, я помню, кричать должен ангел.

Только я – лишь человек, и на солнце мне больно смотреть. Я опустила взгляд – на земле жила жизнь. Бурлила, кипела, спешила.  И стучала, билась в разуме мысль: как… как теперь помочь тому, кто сам, желая кары за единственный грех, отказывается защищаться!

Не знаю! Я не знаю, как мне быть! И земля под моими ногами – круглый шарик, к вопросам моим, как и небо – глух.

Соберись, Мария! Рядом с тобой - адвокат! Пока батюшку не вздернули, пока не отправили этапом, ты еще можешь что-то исправить!

– Иван Петрович, скажите, ему ... можно помочь?

– Я сделаю всё, что  в моих силах, Машенька, – адвокат накрыл мою руку. – Сядем? Обговорим линию защиты, – он показал мне на открытое кафе через пару домов на противоположной стороне улицы.

– Хорошо, – я вымучила улыбку.

 Бортников подал мне локоть, мы прошли несколько шагов до тенистого сквера, как услышала редкие крики откуда-то со стороны Невского.

– Что это? – останавливаясь, прислушалась я к голосам.

– Демонстрация, – равнодушно ответил адвокат, – очередная и, судя по всему, какая-то хилая. Новую мобилизацию государю не простили, на сторону революции открыто переходят военные чины. Вот и выползают на улицу пытающиеся урвать немного пирога разномастные кружки.

Я кивнула и бросила на улицу рассеянный взгляд. Мимо проехала крытая коляска, оттуда вышел богато одетый мужчина и, помогая даме выйти, весело рассмеялся.

– Право слово, смешные люди.

– Смешные? – удивилась я.

– Именно так, Машенька. Смешные. Ведь демонстрации, террор, политические движения – всё это лишь верхушка айсберга. Сама же революция – скрыта от глаз обывателей, и в сущности это всего-то грабеж одних аристократов, элит, если хотите – вторыми. Весь парадокс ситуации, заключается  в том, что при этом делается эта революция руками тех самых обывателей, – пояснил Бортников.

Суждения его, как ни странно, привели меня в чувство. Я смогла, наконец, взять себя в руки и, наклонив голову к плечу, уточнила: