Тайна асассинов

Для современных русских евреев именно с Жаботинского начинается сионизм. Во-первых, из-за литературного обаяния его текстов, которое на русском языке не выветрилось и сегодня. Во-вторых, потому что в мировоззрении Жаботинского нет и следа марксистских и толстовских стереотипов, на которые за последние полвека у российских евреев выработалась стойкая аллергия. Наконец в-третьих, он имел мужество называть вещи своими именами, не боясь, что его могут заподозрить в недостатке гуманизма, во времена, когда декларативный гуманизм деспотически правил общественным мнением. Такое подозрение постоянно витало над ним, потому что еще в России во время погрома он взял на себя организацию самообороны и в дальнейшей своей деятельности всегда поддерживал проекты активного сопротивления евреев насилию.

В тотальном неприятии силовых методов скрыта основная слабость гуманистического мировоззрения. До какой степени, вообще, допустимо себя защищать? До каких пределов можно сохранять гуманность в мире непримиримой вражды?

Европейский гуманизм XIX века оказался удивительно наивным и беспомощным во всем, что касалось человеческой природы, национальной жизни и социального устройства. Противники Жаботинского часто обвиняли его в склонности к милитаризму. Волна насилия, поднявшаяся в Европе в связи с Первой мировой войной отрезвила многих, но она явилась только репетицией настоящей Катастрофы. Жаботинский предвидел, что если еврейский народ хочет выжить в мире торжествующего насилия, он сможет достигнуть этого не кротостью, а лишь упорством в сопротивлении. Происшедшая в Европе Катастрофа самым ужасным образом подтвердила это предвидение.

Жаботинский учил, что основное содержание сионизма — отучить евреев рассматривать себя глазами других народов в свете чужих глобальных интересов. Это и значило перевести их из статуса объекта в субъект истории. Естественно, что евреям в их догосударственном существовании, была присуща компромиссная, оппортунистическая позиция, соответствующая их возможностям. Эта компромиссная, объективистская позиция в значительной мере определяла постоянный легализм и гуманизм еврейского истэблишмента во всех странах. Превращаясь в субъект истории, евреи берут на себя историческую ответственность, которой они не знали прежде. И эта ответственность зачастую требует бескомпромиссных решений и беспрецедентных поступков, которые не предстояли евреям в их прошлой безгосударственной, и потому безответственной, жизни.

Жаботинский призывал евреев учиться воевать и всерьез готовиться к этому. Он перенял эстафету от Нордау, сказавшего: «Будьте сильными! Военные заслуги не являются верным знаком реальных заслуг, но в мире насилия и беспощадной борьбы за власть нужно обладать способностью сражаться, словно волк, если вы не хотите, чтобы вас сожрали, словно овцу». Это и оказалось наиболее гуманистическим («ибо ничто человеческое нам не чуждо») призывом перед предстоящим получением государственной независимости и последовавшей серией войн.

Жаботинский — один из немногих среди основателей сионизма — осознавал до какой степени милитаризм не соответствует еврейской ментальности, и, вместе с тем, понимал, что нация не сможет существовать без признания необходимости создать боеспособную армию. Поэтому он посвятил много сил воспитанию в молодом поколении воинского духа как положительной ценности в жизни нации. Вопреки общепринятым интеллигентским предрассудкам он ясно видел, что в военном воспитании есть свои, именно ему присущие, высокие ценности, и нация накануне своего возникновения (и, еще вернее, среди сегодняшних угроз) не должна пренебрегать ими.

Завершая статью, я хочу сказать несколько слов об одном недостатке этой замечательной книги. Б. Натаниягу, к сожалению, совершенно избегает говорить о религиозном сионизме. Для автора середины XX в. (когда была написана эта книга), всей душой принадлежащего к либеральному политическому лагерю, это только естественно. Но в наше время, перед лицом невиданного расцвета фундаменталистских движений, уместно вспомнить, что религиозный сионизм возник раньше светского, происходил из более глубоких корней еврейского существования и в свое время мог бы быть назван фундаменталистским течением. Этим словом мы называем обычно безоглядную преданность исходным, «фундаментальным», принципам, заложенным в Божественном Откровении. Такая преданность в религиозном сионизме несомненно присутствует.

В соответствии с парадоксальной природой реальности все религии содержат в себе неразрешимые противоречия. Поэтому все они в своей традиционной практике вынуждены к непризнанным, идеологически недопустимым, компромиссам. Именно поэтому различные фундаменталистские течения выигрывают благодаря схематизации Откровения в соответствии с сегодняшним уровнем постижения своих сторонников.