Тайна багрового камня

— Вот здесь вы можете жить, — проговорил хозяин, с долей смущения оглядев эту комнату. — Если вас устроит.

— Устроит, устроит, конечно, устроит! — обрадовалась я. — А сколько нужно платить?

— Да нисколько, — он махнул рукой. — Еще не хватало за это старье деньги брать…

— Но так нельзя… — запротестовала я.

Мне приходилось слышать, как девушки снимали подозрительно дешевые комнаты у одиноких мужчин, а хозяева потом требовали у них определенных услуг.

— Ну, если хотите, можете платить столько, сколько считаете нужным. Столько, сколько вам нетрудно.

И опять мне это не понравилось… Вот не люблю я этого, предпочитаю, чтобы сказали прямо, чего и сколько. А то потом заплатишь и будешь думать: не то мало — и человек недоволен, не то много — и тогда я буду расстраиваться, что переплатила. Когда мама болела, ужасно я намучилась с врачами и сиделками, некоторые не могли сразу назвать сумму, а когда я отдавала деньги, то поднимали брови в изумлении — что, это все? Ой, не надо про маму сейчас думать, а то вспомню, расстроюсь, а мне нужна ясная голова.

А этот тип тут еще добавил:

— Только у меня будет к вам большая просьба… даже, пожалуй, требование…

Ну вот, напряглась я, сейчас он и выдаст… выдаст такое, что нам снова придется искать жилье…

— И какая же просьба? — осведомилась я напряженно.

— Вы можете ходить по всем комнатам в доме, но я очень прошу… я запрещаю вам открывать вот эту дверь! — Он выглянул в коридор и показал на дверь справа от входа.

— Да я никуда не собираюсь ходить, кроме этой комнаты! — выпалила я с облегчением. — Мне ее вполне хватит. И Оська тоже не будет ходить.

— Нет, вы можете по всему дому ходить, если захотите, но только не в ту комнату… — повторил он настойчиво.

— Конечно-конечно! — Я замахала руками. — Вы хозяин, как скажете — так и будет!

— Собаку можете оставить, когда за вещами пойдете, — он скупо улыбнулся, — пускай во дворе побегает.

— Но у меня нет… — Я запнулась, но взяла себя в руки. — Да-да, конечно, но лучше я потом, сейчас очень устала…

Если я скажу, что у меня нет вещей, это вызовет подозрение. А мне нужно продержаться в этом доме хотя бы несколько дней, потом я уж как-нибудь определюсь.

— Скажите, а есть здесь поблизости магазин? — Я решила сменить тему. — Мне бы продуктов купить.

— Ну… — он скупо улыбнулся, — магазин-то есть, только он уже закрыт. Да и нет там ничего. Туда только за хлебом ходят, а как хлеб кончается, продавщица его и закрывает, чтобы зря не сидеть.

И, видя мое расстроенное лицо, он добавил:

— Вы можете чаю попить на кухне и что найдете, то и ешьте.

И мы с Оськой отправились на кухню. Скажу сразу, я ожидала худшего. Думала, что, как у всякого одинокого мужчины, у этого Василия на кухне был жуткий бедлам, но все оказалось не так страшно. Кухня была большая и довольно светлая. Стоял там стол, покрытый выцветшей, но чистой клеенкой, три табуретки, очень крепкие, на одной была бирка «144-я военчасть». Еще на кухне была дровяная плита, на которой, как на столике, стояла обычная газовая плитка на две конфорки. Рядом стоял грязноватый электрический чайник. А одну стенку занимал старинный буфет — огромный, в три этажа. В самом верхнем стояли пузатые рюмки и граненые стаканчики, про которые бывший мой сосед дядя Гриша, помнится, пел, будучи в подпитии: «Стаканчики граненые упали со стола, упали и разбилися, разбита жизнь моя!»

После чего обязательно бросал граненый стакан на пол, а потом поднимал целый и говорил, что и в песне тоже все врут.

В средней части буфета я нашла разномастные чашки и довольно непрезентабельные тарелки, на которых было написано «Общепит». Там же стояла сахарница с отбитой ручкой и коробка с чайными пакетиками. Все остальное место занимали пачки лапши быстрого приготовления — я так поняла, что хозяин этим и питался. Внизу буфета находились кастрюли и парочка закопченных сковородок.

В самом углу кухни притулился старенький холодильник. Я открыла его без надежды на успех и нашла там полбуханки зачерствелого, но все же не плесневелого хлеба, два яйца и банку варенья. Судя по аккуратной бумажке, перевязанной ниточкой, варенье хозяину кто-то подарил, не иначе та старушка принесла.

Себе я поджарила яичницу, Оське развела лапшу. Он понюхал содержимое миски и уставился на меня с немым удивлением: что ты мне подсовываешь? Как ты вообще себя ведешь? Ты что, забыла, что должны делать приличные хозяева? Они должны насыпать в миску до краев сухой корм или же класть туда кашу с кусочками мяса или фаршем. И уж потом нужно выдать собаке косточку из супа. Лучше сахарную, но мосол тоже сойдет.

— Ишь, размечтался! — фыркнула я. — Откуда я тебе тут все это возьму? Завтра куплю, а сейчас лопай что дают!

Оська понял, что я не шучу, и съел лапшу, при этом морда его выражала нешуточное страдание.

Варенье оказалось из сливы. Я намазала его толстым слоем на хлеб, было очень вкусно. Я съела три куска, после чего наскоро прибрала за собой. Хотела поблагодарить хозяина, но его не было видно.

Оказавшись в своей комнате, я первым делом проверила дверь.