Тайна Белой Розы (ЛП)

Дрейсон, Джонатан Страпп и другие анархисты, несомненно, получат по заслугам. Комиссар об этом позаботится. Но в глубине души меня мучал вопрос: не произойдёт ли это путём сокрытия правды?

Не было никаких сомнений, что убийство судьи Джексона лежало в центре анархистских заговоров и политических конфликтов, но теперь я был убежден, что убийства судьи Портера и профессора Хартта тоже с ним связаны.

Их убийства отодвинули это дело далеко в прошлое, затронув скрытые тайны и столько личные проблемы, что я был уверен в кровной мести.

И если я не найду в ближайшее время этот мотив, то, боюсь, следующей прольется кровь Алистера. И мы никогда больше не узнаем правду.

ГЛАВА 25

Здание «Нью-Йорк Таймс», Таймс-сквер.

15:00.

— Давайте, ребята, за дело! У нас есть тридцать минут до начала пресс-конференции. Мы ведь хотим, чтобы «Трибюн» обошла нас, как на прошлой неделе?

Ира Зальцбург, толстый главный редактор «Нью-Йорк Таймс», с важным видом ходил по комнате, выкрикивая указания.

Одетый в свой фирменный желто-зеленый костюм, он остановился, чтобы проверить сначала одного репортера, затем другого, а затем направился в свой кабинет и закрыл стеклянную дверь.

В комнате находилось около пятидесяти репортеров, которые яростно стучали по клавишам пишущих машинок, стоявших на длинных рядах столов. Но ни один репортер не поднял головы.

Я пришел повидаться с Фрэнком Райли, репортером криминальной хроники, который прошлой весной помог мне раскрыть серию убийств в театральной среде. Тогда он поразил меня своим упорством — и если у кого-то и хватит решимости искать материал, который комиссар Бингем намеревается уничтожить, так это у Фрэнка.

Я только что звонил Малвани в полицейский участок, и он подтвердил то, что я знал с самого начала: комиссар планировал обвинить Дрейсона и других высокопоставленных анархистов, включая Джонатана, в убийстве судьи Джексона, судьи Портера и охранников, которые стали жертвами взрыва в «Гробнице». Указ комиссара гласил: собирать доказательства любыми средствами. И я знал, что это значит: козел отпущения для анархистского заговора будет важнее, чем раскрытие правды.

Вскоре я заметил Фрэнка — жилистого мужчину с темными волосами, зачесанными назад, работающего за первой пишущей машинкой слева. Никто даже не взглянул на меня, когда я направилась к нему через полкомнаты.

— Есть минутка, Фрэнк? — шёпотом поинтересовался я.

Он поднял глаза, и его раздражение сменилось удивлением.

— Зиль? Ты не вовремя. Здесь творится какое-то безумие. Мы печатаем специальный выпуск, и у меня есть полчаса, чтобы собрать материал о Дрейсоне и взрыве «Гробницы».

— У меня тоже мало времени, и мне нужна твоя помощь. Если я окажусь прав, ты будешь печатать совсем другую историю. — Я кивнул в сторону пишущей машинки.

Фрэнк отодвинул стул.

— Это настолько важно? Тогда найдём более спокойное место и поговорим.

— Как насчёт архива?

Райли приподнял брови.

— Здешние парни называют архив «газетным моргом». Иди за мной.

Он вывел меня из зала под недовольные возгласы других репортеров:

— Чёрт возьми, Фрэнк, нашёл время перекур устраивать! Хочешь, чтобы тебя уволили?

Райли отмахнулся от их замечаний, широко улыбнувшись:

— О своей работе беспокойтесь.

Он повел меня к лестнице, и мы спустились на шесть пролетов. Сам архив представлял собой тускло освещенную, заполненную от пола до потолка картотеками и книжными шкафами комнату.

— Здесь мы храним всё: фотографии, статьи, газетные вырезки. Всё, что мы сделали с 1851 года. — Он хмуро на меня взглянул. — Расскажешь, в чём дело?

— А дело здесь не только в анархистском заговоре. Тут нечто посложнее. — Я быстро ввёл его в курс дела, опустив пока имя Алистера.

Когда я закончил, Фрэнк лишь пожал плечами.

— Интересно, интересно. Но комиссару будет неинтересно слушать о таком сложном заговоре.

— Политики любят простоту. Я знаю.

Он с любопытством на меня взглянул.

— Тогда почему ты так стремишься узнать правду? Для тебя это не будет иметь никакого значения.

Я подумал об Алистере и, что еще важнее, об Изабелле, но сказал только:

— Потому что Аллан Хартт заслуживает справедливости. Его убийство — а это точно убийство! — должно быть связано с другими. Он так же заслуживает правосудия, как судья Джексон или судья Портер. Существует более глубокий мотив, который я пока не понимаю, но я уверен, что именно этот мотив связывает убийства трех мужчин.

— И что же здесь, в нашем морге, может тебе помочь?

— Все старые записи, которые у вас есть по делу «Народ против Сандерса». Процесс начался в ноябре 1878 года и продолжался до вынесения приговора в январе 1879 года. Он был обжалован в июне того же года.

Фрэнк нахмурился и провел рукой по гладко уложенным волосам.

— Ты меня, конечно, извини, но мне кажется, ты не прав. Ты пытаешься убедить меня, что современный анархистский заговор связан с процессом тридцатилетней давности?

— Может, ты и прав. Не узнаем, пока не найдём записи.

Фрэнк кивнул.

— Я всё найду. И если в этих записях что-то будет…

— Ты узнаешь об этом первым, — пообещал я.