«Выкиньте свои часы!», — сказал тот, как всегда советуют в таких случаях чисто формально.
«Так точно!» — ответил Багрянцев и тут же выкинул в форточку начальника штаба свои именные часы с надписью «За ракетную стрельбу!»
Не могу сказать, как отнесся Михаил Моцак к подобному «закидону», но, наверное, Багрянцеву он больше не давал таких безответственных советов.
Багрянцевский кабинет увешан вымпелами и значками. Владимир Тихонович достает значки еще из сейфа, штук 200. На стене, на том месте, где обычно у хозяина такого кабинета висит портрет первых лиц государства, — деревянная картина с романтичным таким сюжетом: тоненькая девушка машет кому-то платком.
— Какие недостатки вы хотели бы исправить у себя? — спрашиваю я.
— Никаких! — это стилистика его ответов.
— Почему? У вас разве их нет?
— Есть. Только это мои недостатки. Есть личные, есть семейные проблемы, — говорит он. — Они существуют, и от этого не уйдешь. Раньше как считали: «Если семья мешает службе — брось семью!» Я так никогда не думал. Понимаю, что проблемы не могут считаться аттестацией профессиональной состоятельности. И даже часто наоборот бывает: благополучный на всех смыслах человек ничего не достигает.
Это шло вразрез с тем, что я знала о флотском менталитете, где отслеживался каждый личный шаг. Думаю, что он был глубже и духовнее многих окружающих людей.
— Владимир Тихонович! Вы стараетесь обходить конфликтные ситуации или идете напрямую?
— Если нужно для дела — иду на конфликт!
Что такое конфликт для Багрянцева? В дивизии не очень-то боялись его громогласной ругани — ругался он громко и беззлобно, с купеческим этаким размахом, но никогда при этом не подставлял невиновного.
В целом Багрянцев был немногословным человеком. Говорил точным, ясным и грамотным языком, нечленораздельного мычания не переносил. Как раз накануне он написал работу по обобщению опыта стратегии подводных лодок, собирался везти ее в главный штаб. Кроме того, Владимира Тихоновича считали серьезным специалистом по военной истории. Когда я написала статью для подшефных газет «Золотое кольцо России» и принесла ему, меня удивил отзыв. Он сказал, что эмоциональность — признак непрофессионализма, а мне так нравились тогда красивые поэтические фразы о море, о сопках и кораблях. Но мы продолжаем наше интервью.
— На какой нестандартный поступок вы способны, Владимир Тихонович?
— Скажем так: не на какой, а — способен! Больше того убежден: способность на нестандартный поступок считаю необходимым условием военной стратегии. Кто действует по правилам — тот проигрывает. Возьмите, к примеру, Гаджиева. Во время войны он применил неожиданный тактический прием: всплывает, дает артиллерийский огонь, уходит на глубину. Раз всплыл, два… На третий немцы его и потопили.
Во время нашей беседы в кабинет входит кто-то из офицеров.
— Я выговоров не боюсь, — ведет параллельный разговор Багрянцев. — Мне их можно на зипун навешивать, как это делали польские крестьяне с грамотами.
— Флот же напугаем таким решением! — возражает офицер.
— А флот и нужно пугать! — отвечает он.
Он просил меня не писать об этом в очерке, но это было при жизни… «Не бывает преступных приказов, что есть просто приказ, и я обязан его выполнить!» — сказал он то, о чем я его не спрашивала, как будто знал, что через один год, два месяца и восемь дней он станет жертвой такого приказа.
Багрянцев был отчаянным жизнелюбом. Независимым, веселым, дерзким и порой сумасбродным.
Он просто любил жизнь! И за это его любили люди! Пусть он таким и останется на нашем берегу памяти!
Екатерина Багрянцева
Наш рассказ о том времени будет неполным без Кати Багрянцевой.
До Багрянцевых церкви в Видяево не было, да и зачем храм в военном гарнизоне, где верующих — пальцев одной руки хватит?
Потом стали появляться объявления о богослужениях — я не обращала на них внимания: какие богослужения, когда храма нет, секта, наверное, какая-то… В Видяево действительно тогда то буддисты собирались, то кришнаиты активизировались, был даже один свидетель Иеговы. Церковные события шли параллельно с моей жизнью, не касаясь моей работы и жизни ни одной гранью. А между тем, Катя Багрянцева развернула бурную деятельность, организовав постоянные богослужения в Доме офицеров, служить приезжал батюшка из Западной Лицы. Но я как-то не связывала эти события вместе. Катя — высокая красивая женщина, в ярком цветном сарафане и где-то там на задворках гарнизона церковь без церкви….
И вот однажды вижу на приеме у начальника гарнизона, где я должна присутствовать, как инструктор 7 дивизии, жену начальника штаба Екатерину Багрянцеву, которая скромно стоит в общей очереди просителей.
— Господи, Екатерина Дмитриевна! Вы-то здесь что делаете? Неужели Владимир Тихонович не решил бы ваши вопросы? — спросила я.
— Нет, нет, это не семейное, — быстро сказала она. — Речь идет о выделении помещения под храм.
Осенью 1999 года помещение было выделено — это был весь первый этаж пятиэтажного здания. «Супермаркет» было написано во всю ширину стеклянных витрин.