Тайна Биг Боу

Инспектору Хьюлетту и сержанту Раннимеду также пришлось повторить свои предыдущие показания. Доктор Робинсон, полицейский хирург, также повторил свои показания о характере раны и о предположительном времени смерти. Но на этот раз он был более скрупулезен и показал, что не может с точностью определить время смерти и способен лишь указать наиболее вероятный временной промежуток продолжительностью в один или два часа. Он считал, что смерть прошла за два или три часа до его прибытия; стало быть, убийство было совершено между семью и восемью часами. Под неявным давлением обвинения он показал, что смерть могла наступить и ранее, между шестью и семью часами. Тем не менее на перекрестном допросе он подтвердил свое впечатление о более позднем часе смерти.

Дополнительно допрошенные медицинские светила также дали неопределенные и неоднозначные показания; фактически, ничего не изменилось бы, допроси суд лишь доктора Робинсона. Все они сошлись во мнении, что определить точное время смерти затруднительно, так как оно зависит от многих переменных данных. Rigor mortis[36] и другие признаки слишком индивидуальны и могут значительно отличаться у разных людей. Все согласились, что смерть от такой раны должна быть практически мгновенной, и версия самоубийства была отброшена как несостоятельная. В целом медики свидетельствовали о том, что наиболее вероятное время смерти приходится на период между шестью часами и половиной девятого. Под давлением обвинения они отодвигали эти временные рамки и признавали, что самым ранним возможным временем совершения убийства можно считать половину шестого утра. Защита же направляла все свои усилия на то, чтобы признать верными показания экспертов, считавших, что смерть не могла наступить раньше семи часов. Очевидно, обвинение намеревалось отстаивать ту версию событий, согласно которой Мортлейк совершил преступление в интервале между отходом первого и второго поездов до Ливерпуля. Защита же сосредоточилась на построении алиби, основывавшемся на том, что обвиняемый покинул Юстонскую станцию со вторым поездом в четверть восьмого; таким образом, у него не оставалось времени на перемещения между Боу и Юстоном. Это был захватывающий поединок. Казалось, что силы стороны обвинения и стороны защиты были равны. Предоставлялись свидетельства, говорящие как в пользу обвиняемого, так и против него. Но все знали, что худшее еще впереди.

— Вызывается Эдвард Вимп.

Показания Эдварда Вимпа начинались с пересказа разжеванных и заученных всеми фактов, но, в конце концов, появились и новые сведения.

— Когда у вас появились подозрения, вы, изменив внешность, поселились в тех самых комнатах — комнатах покойного мистера Константа?

— Да, я сделал это в начале года. Мои подозрения постепенно сосредоточились на жильцах дома номер одиннадцать по Гловер-стрит, и я решил, что нужно подтвердить или опровергнуть эти подозрения раз и навсегда.

— Вы расскажите суду, что произошло потом?

— Когда обвиняемый не ночевал дома, я обыскивал его комнату. Я нашел ключ от спальни мистера Константа — он был спрятан глубоко в спинке кожаного дивана обвиняемого. Еще я нашел письмо, очевидно, то самое, полученное им третьего декабря, спрятанное между страницами «Брэдшоу»[37], лежавшего под тем же диваном. Также в нем находились две бритвы.

Мистер Спигет, прокурор:

— Ключ уже был опознан миссис Драбдамп. Письмо же я предлагаю сейчас зачитать.

Дата написания письма не указывалась, и оно содержало следующий текст: