Кроул отправился за водой, стараясь не дать миссис Кроул заподозрить о возвращении их жильца. За время отсутствия поэта «матушка», не стесняясь, склоняла его имя на все лады, но вряд ли ее словесные упражнения могли бы соответствовать его тонкому литературному вкусу. Без всякого стеснения она обзывала его нахлебником и подлым мошенником, сбежавшим, не расплатившись за стол и кров. А ее безмозглый муж может быть совершенно уверен, что больше никогда не увидит этого негодяя! Однако она была неправа. Дензил вернулся. Но все же мистер Кроул не ощущал ни малейшего победного чувства. У него не было никакого желания сказать жене: «Видишь! Что я тебе говорил!», хоть в большинстве жизненных невзгод это и является большим утешением, чем религия. Увы, чтобы достать воды, Кроулу нужно было пойти на кухню, а поскольку обычно он не приходил за водой посреди дня, этот неожиданный визит привлек внимание жены. Пришлось все ей объяснить. Тогда она побежала в лавку, а Кроул с беспокойством последовал за ней, оставляя за собой лужицы пролитой из стакана воды.
— Бездельник вы этакий, чучело несчастное, где вы…
— Тихо, тихо, матушка. Пусть он попьет. У мистера Кантеркота жажда.
— Какое мне до этого дело? Его ведь не заботит, что мои дети голодают!
Дензил с жадностью набросился на воду и почти одним глотком осушил стакан, как будто бы в нем было бренди.
— Мадам, — сказал он, облизав губы, — мне не все равно. Меня это весьма заботит. Немногие вещи в жизни трогают меня сильнее, чем известие о том, что ребенок, маленький ребенок — красота в миниатюре — страдает от голода. Вы ошибаетесь на мой счет, — голос Дензила дрожал, в его глазах стояли слезы.
— Ошибаюсь на ваш счет? — повторила миссис Кроул. — Хотела я бы, чтобы этого не случилось. Уж лучше бы вас повесили.
— Не говорите о столь ужасных вещах, — попросил Дензил, нервно коснувшись горла.
— Ладно, и где вы пропадали все это время?
— А что же мне оставалось делать?
— Откуда мне знать, что с вами творится и чем вы заняты… Я думала, произошло еще одно убийство.
— Что? — Дензил выронил стакан, и он разлетелся на множество осколков. — Что вы имеете в виду?
Вместо того чтобы ответить, миссис Кроул злобно взглянула на мужа. Он понял ее, как если бы ее мысли были написаны прямо на ее лице: «Он разбил один из лучших стаканов. Три пенса на ветер. Этого хватило бы на недельное школьное обучение половины детей». Ее взгляд чем-то напоминал молнию, и Питер хотел бы, чтобы он был обращен не на него, а на Дензила, ибо молниеотвод последнего работал намного лучше. По этой причине Питер наклонился и стал подбирать осколки стакана так бережно, как если бы это были осколки Кохинура[30]
. Таким образом, молния прошла над его головой и полетела в сторону Кантеркота.— Что я имею в виду? — переспросила миссис Кроул, как если бы в разговоре не возникало никакой паузы. — Я имею в виду, что было бы совсем неплохо, если бы вас кто-нибудь убил.
— Что за некрасивые мысли, право дело, — пробормотал Дензил.
— Пусть так, но это было бы полезно, — ответила миссис Кроул, не просто так прожившая с Питером много лет. — Но раз уж вас не убили, чем же вы занимались все это время?
— Моя дорогая, — неодобрительно вставил Кроул, все еще ползая на четвереньках и взирая на нее словно побитая собака, — ты ведь не сторож Кантеркоту.
— Ах, вот оно как! — вспыхнула его супруга. — Да кто же, кроме меня, его сторожит, хотела бы я знать?
Питер продолжил собирать осколки Кохинура.
— У меня нет секретов от миссис Кроул, — учтиво объявил Дензил. — Все это время я денно и нощно работал для новой газеты. Три ночи глаз не смыкал.
Питер с почтительным интересом посмотрел на его усталые глаза.
— Я встретился на улице со знакомым капиталистом, моим старым другом, — продолжал Дензил. — Я был вне себя от радости, что случайно повстречал его, и рассказал ему об одной идее, над которой размышлял уже несколько месяцев, и он пообещал этим заняться.
— А что за газета? — спросил Питер.
— Вы еще спрашиваете? Как вы думаете, чему бы я мог посвятить свои дни и ночи, как не взращиванию Красоты?
— И об этом будет газета?
— Да. О Красоте.
— Знаю я, — фыркнула миссис Кроул. — Газетенка с портретами певичек.
— С портретами? О нет! — воскликнул Дензил. — Это была бы истина, но не красота.
— И как будет называться газета? — спросил Кроул.
— Это секрет, Питер. Подобно Скотту я предпочитаю быть анонимным.[31]
— Это все ваши причуды. Я всего лишь простой человек, и я хочу знать, в чем прок анонимности? Будь у меня какие-нибудь таланты, я хотел бы получить и выпавшую на мою долю славу. По-моему, вполне правильное и естественное чувство.
— Противоестественное, Питер, противоестественное. Все мы рождаемся безымянными, а я за то, чтобы быть ближе к природе. Мне хватает осознания того, что я распространяю Красоту. Миссис Кроул, в мое отсутствие приходили какие-нибудь письма?
— Нет, — отрезала она. — Зато вас спрашивал жентельмен по имени Гродман. Он сказал, что вы не появлялись у него довольно долго, и, кажется, был недоволен, узнав, что вы исчезли. Какие у вас с ним дела?