Тайна блатной девушки Мурки

Для бригады он был авторитет. А деньги дороже.

Деньги не выдадут, всегда помогут, а друзья — предадут.

Грач не считал авторитетами ни Рыжего, на Дятла. Оба фрайера. А вот он более достоин стать вожаком бригады. Да и правильно думал с того момента, как они взяли деньги у инкассаторов — уйти от Демьяна. Он их подозревать никогда не будет.

Но и Рыжий, и Дятел хотели повременить: авось ещё наклюнется подобнфй фарт.

И вот всё открылось.

То, что Демьян минуту назад назвал Дятла Красавчиком, насторожило Грача, так как он знал, что Демьян не уважал Дятла. А тут вдруг приклеил ему ту кликуху, о которой Дятел, наверное, и во сне мечтал. Значит, хитро хотел заманить к себе… И потом допросить об ограблении инкассаторов.

И это было бы хорошо, если бы Грач не был подельником Дятла.

— Там видно будет, — сказал Дятел. — Я сумею поговорить и с Прорабом.

— А тебе не кажется, — откликнулся за его спиной Рыжий, — что Щербатому нужно отвязаться от нас?

— Нет, не кажется. Я всё продумал, — сильным, уверенным голосом ответил Дятел, глядя на бежавшую под колёса машины дорогу.

— Прораб и Карл решили как — то использовать нас.

— Рыжий, тебя что, пыльным мешком по голове настучали? Я же говорил ещё днём, что будут трупы. Много.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Инна Кошкина, женщина тридцати пяти лет, сотрудница вневедомственной охраны полиции, распаренная и злая вышла из отдела на улицу. И по привычке поспешила на автобусно — троллейбусную остановку. Но посмотрев на наручные часы, замедлила шаг. Время было позднее. И нужно было или ловить такси, или идти пешком. Далеко.

В это время она заметила за рулём проезжавшей машины знакомое лицо соседа по дому.

— Кондрат, стой!

Кондрат притормозил, поглядывая по сторонам.

Инна неуклюже и торопливо влезла в кабину и едва села на сиденье, как тотчас злобно воскликнула:

— А мой — то Мышкин — что учудел!

— А что он сделал?

— Банк ограбил. И хоть бы сказал, падла!

— В таких случаях не говорят.

— Да ведь мог дать хоть пачку валюты, когда приходил. И я знаю, почему не дал.

— А и правда, что он поскупился?

Её душили дикие приступы ненависти к Мышкину. Ненависти только на то, что он не поделился с ней малой толикой богатства в пять миллионов. Краем сознания Кошкина догадывалась, что он должен был остерегаться её, так как она тут же всем рассказала бы, что Мышкин дал ей деньги. Да и расспросила бы у всех на глазах.

Но она знала и другое.

У него ни на секунду не возникла мысль поделиться с ней своим богатством. Вот это знание и душило её.

— Потому что он всегда не стоил меня, хоть он капитан, а я рядовая. Он недоразумение природы.

Кондрат покосился на её лицо. Оно сейчас было перекошенным, словно Кошкина только что откинулась с "зоны", где оттянула большой срок.

Такой её никто не знал на работе. Ни в отделе охраны, ни раньше — в городском архиве, где она работала простым архивистом.

Такой она была только дома.

Однажды, встретив Кондрата во дворе, она самодовольно сказала:

— Вот уже не раз и не два мне говорят, что я удивляю.

— А чем?

Кондрат тоже был удивлён, так как не мог понять, что в этой бабище могло удивлять людей.

— А вот говорят: "Инна, все вокруг угрюмые, злые. А ты всегда улыбаешься. Душа отдыхает, глядя на тебя".

— Инна, а ты не шутишь? — спросил Кондрат, разглядывая её лицо.

— Ну, это здесь. Некому улыбаться, а на работе я другая.

Кондрат пытался представить её другой, но воображения не хватило.

Точно так же у тех, с кем она работала, не могла возникнуть мысль, что она была дома иной, чем на работе.

А Мышкину Инна говорила так, проходя мимо машины Кондрата:

— Ты, сволочь, должен на коленях просить, ползать, юлить.

"Хм, — подумал Кондрат. — Вот так штука. Мужик вроде бы честный, а она хочет сделать его подлецом. В то же время тычет всем свою порядочность".

— Мы уже давно живём раздельно. Я ему запрещаю ходить по моей части квартиры.

— И давно так?

— Да уже лет пять.

— И за что он решил отомстить тебе?

— Не только за это. Я же с ним не живу. Да и не человек он для меня, а недоразумение. Всё думаю, как выкинуть его из квартиры. Я по этому поводу беседовала со своим духовником…Мерзавец! Триппером заразил!

— Мышкин?

— Нет, святой отец.

— А у Мышкина кто — нибудь есть, из родных?

— Мать у него где — то в Подмосковье. Собирался поехать к ней.

— Ты говорила, что он приходил к тебе после банка.

— Да, отвернулся, гад. Всегда рыло от меня отворачивал. Ему не нравится, что я с ним в отделе по — человечески говорю, как и надо говорить жене со своим мужем.

— Он тебе что — нибудь сказал?

— Сказал, что ногу повредил, когда его машина перевернулась.

— А что у него с ногой?

Сейчас он был уверен, что Инна не посмотрела пораненную ногу супруга, так как относилась к нему с брезгливостью.

— На правой голени кожа вся сорвана. А может, и кость задета. Я ему перевязала.

— Инна, давно ты работаешь в этой охране?

— Два года.

— А Мышкин?

— Ну, после того, как он вернулся с Кавказа, перешёл из полиции в наш отдел.

— Как ты думаешь, Мышкин был скромный? Я имею ввиду — не болтливый?

— Нет. Он молчун.

— Инна, а вот вопрос старика: ты с ним сексом занималась?