Тайна брата

— Вставай! — орут конвоиры. — Поднимайся!

Они грубо хватают бедолагу за руки, будто хотят выдрать их из суставов, и вздергивают его на ноги.

В этот миг я вижу, что с ним сотворили.

Левый глаз герра Финкеля заплыл, рот и нос сочатся кровью. Если приглядеться, на асфальте, там, где падал старик, заметны красные пятна.

— Они его избили, — потрясенно шепчет Лиза. — Избили в собственном магазине.

За спиной бедного герра Финкеля из мрака выплывает Вольф. На нем черный костюм, шляпа аккуратно сидит на голове, и я прямо чувствую запах лосьона. Стальные глаза изучают толпу.

— Магазин закрыт, — громко оповещает он собравшихся. — Все имущество конфисковано в пользу рейха.

Попытка нарушить этот приказ будет караться по закону.

Меня словно парализовало. Жутко наблюдать, как знакомого человека арестовывают и забирают из собственного дома. Я слышал о подобном, знал, что так бывает, но своими глазами никогда не видел. И всегда верил, что так поступают с кем надо, что жертва сама виновата. Но после вчерашних слов Стефана о людях, которых забирают за неправильные слова или даже мысли… Герр Финкель продавал людям шоколад. Чем он мог заслужить такое обращение? А с папой Лизы вышло что-то подобное?

Смотрю на свою подругу, та ошеломленно провожает глазами водителя, выскочившего открыть заднюю дверцу фургона. Замок глухо лязгает.

Краем глаза замечаю какое-то движение.

Обернувшись, вижу, как два паренька перебегают через дорогу к фургону. Они держатся вместе, один крутит головой туда-сюда, а другой достает из кармана вроде бы бумажный пакет. Быстренько откручивает крышку бензобака, высыпает туда содержимое пакета и завинчивает крышку назад. За считаные секунды ребята сделали свое дело и снова бегут через дорогу как ни в чем не бывало.

Разглядывать их некогда, потому что солдаты уже тащат герра Финкеля к фургону.

Старик, подняв голову, озирается, будто впервые попал сюда, будто не знает, где он и почему все лицо в синяках, а из носа течет кровь.

Одним глазом герр Финкель разглядывает собравшуюся толпу, людей, которых знает много лет. Но никто из них не поможет ему.

Нам всем слишком страшно.

— Увозите! — рявкает Вольф.

Солдаты забрасывают старика в фургон и захлопывают дверцу. Все. Герра Финкеля увезли.

Не могу поверить в случившееся. Нам тягостно здесь находиться, но и просто взять и уйти слишком тяжело, поэтому мы стоим, провожаем глазами машины, а солдаты тем временем заколачивают дверь в магазин досками.

Ребята на той стороне улицы выглядят разочарованными.

— Надо идти, — тихо говорю я Лизе, но та не реагирует.

У нее в лице ни кровинки. В распахнутых глазах стоят слезы. Она будто приросла к асфальту и не может отвести взгляд от того места, где недавно стоял фургон. Кажется, что она сейчас не здесь.

Смотрю на неё, не находя слов. В голове крутятся мысли о ее папе. Его так же забирали? Я бы спросил, но этот вопрос едва ли уместен, поэтому я молча стою рядом.

Солдаты, прибив последнюю доску, вскидывают автоматы на плечо и уходят прочь. Зеваки начинают разбредаться, и вскоре улица пустеет.

— Пошли, — беру я Лизу за руку, и она зажмуривается. По щекам текут слезы. — Надо идти.

Она смотрит на меня и кивает, утирая глаза руками.

О произошедшем напоминают разве что заколоченные двери магазина.

И кровь герра Финкеля на тротуаре.

Мы с Лизой в молчании идем по улицам, где я ехал в тот день, когда повстречался с Вольфом. Я украдкой кидаю на нее взгляды, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке. Но моя подруга смотрит перед собой и шагает, будто забыв обо мне.

Вскоре Лиза приводит меня к узкому переулку. Как раз по таким я и колесил в день аварии.

— Здесь я видела тот самый рисунок, цветок. — Это первые ее слова с тех пор, как мы ушли от магазина. Голос у Лизы хриплый.

Разглядываем следы белой краски на стене.

— Я вроде бы находил его в другом месте.

— Но надпись та же? «Гитлер убивает ваших отцов»? — Глаза у Лизы покраснели от слез.

— Тсс, — прижимаю палец к губам. — Тише, услышат.

— Мне все равно. — Лиза стоит, ссутулившись и сунув руки в карманы. Она пристально изучает стену, будто взглядом можно восстановить рисунок. На ней то же платье, что и вчера, и волосы снова заплетены в косы. Правда, вчера отдельные пряди выбивались, и это смотрелось живее. Сейчас она похожа на типичную девочку из «Юнгмедельбунд», и это неправильно. Лиза другая и выглядеть должна по-другому.

— Что это ты на меня уставился?

— Я… да ничего, — краснею. — Пошли дальше.

Наши ботинки громко стучат по мостовой. Переулок пуст, по обе стороны стоят высокие стены, и между ними гуляет эхо.

— Думаешь, твоего папу убил Гитлер?

Вопрос Лизы застал меня врасплох. Оборачиваюсь к ней, но она смотрит прямо вперед.

— Не знаю, — отвечаю, не сводя с нее глаз. — Понятное дело, сам он никого не убивал, но если это он развязал войну, как говорит Стефан, тогда… ведь не сам же папа от нас уехал?

— Мой папа говорил, что воевать плохо, — всхлипывает Лиза, — и за это его отправили в лагерь.

— Знаешь куда? — помолчав, спрашиваю я.

Она качает головой, потом, глубоко вздохнув, складывает руки на груди и замирает, привалившись к стене.