Хорошая мысль. Кто в такую ночь заметит пару детишек, крадущихся во тьме?
— Ладно, — соглашаюсь я. — Когда?
— В два часа. Главное, не засни.
— Значит, в два часа.
— Ты достал? — спрашивает Лиза. Я знаю, о чем она.
— Еще нет. Но достану.
— Ты уж постарайся, а то все без толку.
Толпа дедов исчезает вдали. Женщины еще кучкуются на улице, обсуждают бомбежку, сплетничают, охают, качают головами, но и они потихоньку расходятся по домам. Меня зовет мама.
— Давай, до скорого, — шепчу я Лизе. — В два часа.
Захожу в дом. Мама запирает дверь. Поднимаясь по лестнице, я останавливаюсь.
— Забыл фонарик в подвале.
— Потом заберешь, — предлагает мама.
— Нет, пусть будет у меня, на всякий случай.
— На какой такой случай?
Пожимаю плечами.
— Ладно, только быстро.
Прыгая вниз, сую руку в карман и сжимаю фонарь, чтобы мама его не заметила. Лезу под лестницу, открываю люк и нашариваю выключатель.
Спускаясь в подвал, не отрываю взгляд от шаткой полки в дальнем углу. Там, посерединке, стоит моя цель.
Банка белой краски.
Ад
Как я и думал, ключ Стефана лежит у нас в комнате, в ящике. Нашарив его лучом фонарика, тут же хватаю и сую в карман. В рюкзаке ощущается приятная тяжесть банки с краской. Снизу долетает бормотание женщин.
Дед, как ушел спасать людей после бомбежки, до сих пор не вернулся. Ба с мамой сидят в кухне и ждут его. Выбраться на улицу практически невозможно. Но тут меня осеняет идея. Можно вылезти в окошко, а вернуться домой как обычно, через дверь, благо ключ у меня есть.
Достаточно пары осторожных шагов по коридору, и передо мной — дверь в комнату, где спят Ба с дедом. Подо мной не скрипнула ни одна половица. Миг — и я внутри.
Главное сейчас — не споткнуться, поэтому я включаю фонарик. Спят они с открытыми окнами, даже если снаружи холодно. Идеальный вариант.
Отодвинув занавеску, тяну за створку. Теперь можно пролезть через щель. Выбираюсь на навес, под которым стоит любимая машина деда. Шаткая конструкция скрипит под моим весом. Надо поскорее спрыгнуть, иначе она развалится.
На четвереньках подползаю к краю. Сперва опускаю вниз рюкзак, потом с тихим шлепком спрыгиваю на траву. Спружинив коленями, перекатываюсь через плечо, как нас учили на тренировках в «Дойчес юнгфольк». Вскакиваю на ноги, хватаю рюкзак и бегу через сад во мрак переулка. Надо мной нависают мрачные стены. Зарево над Фельдштрассе едва заметно, вдали кричат, но в остальном город словно вымер.
В горле стоит комок, кровь стучит в ушах. Спешу к месту встречи.
— Готов? — Лиза ждет меня у входа в переулок, затаившись в тени соседнего дома.
— Еле выбрался. Деда до сих пор нет. А ведь мне еще возвращаться. Поймают как пить дать.
— Придумаем что-нибудь, — говорит Лиза. — Ладно, погнали.
Мы бежим по Эшерштрассе. В мозгу покалывает от страха и возбуждения. Мы сильно рискуем. Если нас поймают, будет просто беда. Но в этот раз со мной Лиза, и пусть нас останется только двое, мы все равно будем «Пиратами эдельвейса», и мы нарисуем наш символ.
Чем ближе к концу улицы, тем громче шум с Фельдштрассе. Прожекторы давно погасли, сирены и пушки молчат, пламя уже не вздымается над крышами, зато холодный ветер далеко разносит голоса. И запах гари.
— Давай сходим, глянем одним глазком. — Лиза хватает меня за рукав и тащит за собой.
Крадемся в самых густых тенях, голоса становятся все громче, и теперь к ним примешиваются другие звуки. Треск огня, хруст дерева, ломающегося от жара, детский плач, женские завывания.
Когда до Фельдштрассе остается последний квартал, поднимается волна гомона.
— Вон там! Еще один!
— Давай посмотрим, что у них. — Лиза снова тянет меня за рукав. Спешим по тротуару.
И видим первое место падения бомбы.
Угловой дом. Прямое попадание. Половины здания как не бывало. Улица усеяна битым кирпичом и ломаными досками. Иные доски еще дымятся, по ним пробегают красные всполохи. Стоит удушающий чад.
Кажется, будто гигант откусил кусок дома. От крыши остался жалкий уголок. Черепица держится на нем лишь чудом. Внешней стены нет, можно заглянуть в комнаты. На обломках пола бывшей спальни висит кровать. Нижняя комната завалена мусором, но кое-где можно разглядеть пожитки хозяев. Из груды кирпичей торчит лампа. Кресло лежит на боку. Ножка стола.
Лиза стоит рядом, не сводя с дома глаз.
— Думаешь, там кто-нибудь остался?
— Наверное. — Дом будто притягивает взгляд.
— Думаешь, они мертвые?
— Не знаю. — С трудом отвожу глаза. — Пошли дальше. Пригнись.
Тяну Лизу за руку, как до этого она тащила меня. Пробираемся к опрокинутой тележке посреди улицы. Прячемся за ней и выглядываем.
Фельдштрассе похожа на ад.
С обоих сторон осталось по два целых дома. Все остальное разбомблено в пыль. Вся середина — одна большая руина. Из битого кирпича торчат железные балки и бревна. Будто навалили кучу мусора и подожгли. Там, где раньше был проход между домами, зияет огромная воронка, откуда вьется дымок.