Бык сделал вид, что тоже думает. Раз шеф не знает, тебе тоже знать не положено. Или уж знать как бы случайно, приблизительно.
— Шеннон?.. В Ирландии вроде бы…
Как раз в это время Маэстро нетерпеливо снял наушники с головы Связиста.
— Есть слышимость?..
— А может, и в Голландии!.. — Очень ясно, как из-за стенки, услышал он из наушников.
— Отлично! — кивнул Кадушкин, стараясь скрыть свое торжество. — Кешу сюда!..
Из своего кресла поднялся до сих пор неприметный Имитатор, мужчина среднего роста, с редкими рыжеватыми волосами.
— Слушай, запоминай… — Маэстро отдал ему наушники.
Сначала кажется, что ты просто не можешь уснуть в данную минуту. Но потом понимаешь — это бессонница. В сущности, ее тоже нечего бояться: роман в зубы, и она, подлая, уже бессильна перед тобой.
Но сейчас он не мог воспользоваться собственным замечательным рецептом. В метре от него, на другом краю огромной кровати, спала Наталья. Подобное, кстати, не свойственно женщинам, они засыпают позже нас. Наталья была другой. Налюбится, накричится, настонется, потом скажет:
— Милый. Я себя веду так ужасно…
Лука вместо ответа поцелует ее, все не выпуская из объятий, а она уже в объятиях Морфея.
Сейчас при свете ночника, серой мраморной совы с зелеными глазами, он смотрел, как Наталья спала, раскинувшись на спине — в том положении, в каком он ее оставил после любви.
В эти минуты он снова мог убедиться, что Наталья сложена почти идеально. Хотя что это может значить? И кто это может знать, кроме нас самих? И сложена так… что лучше и желать не надо. Разве не так?
Повернувшись на бок и подперев рукой голову, Лука смотрел на свою идеальную любимую. На ее чуть покатые плечи, на безукоризненно круглые руки с удлиненными, как у музыкантши, пальцами. Об остальном он старался не думать и старался не смотреть на это «остальное». Потому что одного взгляда на ее музыкальные пальцы Луке было достаточно, чтобы очень ясно представить себе, как она отдается, какое острое счастье сейчас же пронзает тебя самого! Эх!..
Он знал, что сейчас может произойти. Он потянется к ней, он уронит лицо в ее грудь. И Наталья, не просыпаясь, найдет его. И опять они провалятся в омут…
Конечно, говорить «омут», имея в виду любовь, банально, и весьма. Но у Луки уже не было сил искать слова, да он и не был горазд на это. Главное же, у него не было сил опять заводиться. «Не сердись, Наталочка! Хорошо, что ты не узнаешь этих моих мыслей…»
Он тихо встал, приоткрыл тяжелую штору, в этом подозрительном доме они были звуко- и светонепроницаемые. Сейчас же лунный свет, яркий почти как солнце, ударил ему в глаза. Лука отпустил штору, быстро надел на голое тело штаны и свитер, последний раз глянул на свою прекрасную женщину и вышел в широкий холл. Сверху, из апартаментов Маэстро, несмотря на глубокую ночь, слышались голоса.
Бесшумно по толстому ковру Лука прошел к лестнице. Проходя мимо никифоровской двери, замедлил шаг. Из-за двери не доносилось ни звука. Н-да, Лучков Лука! Жизнь скольких же людей ты изменил, а может быть, и сломал. И еще не вечер!
Торопливо поднимаясь наверх, он пару раз зацепился ногой о ступеньки, убедившись лишний раз, что лунный свет все же далеко не солнечный.
На верхней площадке его тактично, но решительно заловили. Это был давно знакомый ему Стражник, которого в миру когда-то звали Марселем.
— Осторожнее, господин Лучков! Это опасно для… здоровья — так бегать. Что-то случилось?
— Ничего ровным счетом!
— Отчего так спешили?
— Убегал от дурных мыслей.
— Прошу, Лука Васильевич! — послышался голос Кадушкина от дверей. — Полюбуйтесь, как мы тут престранно развлекаемся.
Сперва Лука решил, что попал на спиритический сеанс. Средних размеров зал был залит мраком, и только четыре свечи горело по разным его углам, не расколдовывая тьмы.
— Идите же ближе, Лука Васильевич! — позвал Маэстро. Его свеча горела в самом дальнем углу. — Мне как раз нужен еще один фактор!..
Пока сопровождаемый Марселем Лука пробирался на голос Кадушкина, он мог заметить, что три свечи горело на миниатюрных столах, освещая шахматы в самом разгаре игры.
Марсель занял место напротив Кадушкина — они играли в карты, в какую-то неизвестную Луке игру.
— Присаживайтесь и вы, сударь! — приветливо кивнул Маэстро. — Выпьете со мной?
— Слон Ц-4…—сказал в этот момент склонившийся над одной из досок Связист.
— Конь Д-3! — не задумываясь, ответил Маэстро, поправив на запястье перчатку. Лука не первый раз уже замечал на его руках тонкие белые перчатки.
— Ваш ход, господин… — напомнил Марсель.
— Знаю-знаю! — Кадушкин бросил на стол карту. — Опендаун ведь не шахматы, я имею право и подумать. Тут интуиция нужна!
— Так вы жертвуете коня, экселенц? — спросил из своего угла Связист.
— Играй-играй!.. Вы, конечно, не понимаете, Лука Васильевич, что происходит?
— Признаться, нет…
— Экселенц конструирует себе экстремальную ситуацию… — отозвался Связист. — Так я возьму коня с вашего позволения?
— Не подавись!
— Ладья А идет на Ц-3… — проговорил Курт.