На Трейси вновь нахлынула волна боли. С самой первой минуты ее появления в этом доме судьба неумолимо подталкивала ее к Майлсу Рэдберну все ближе и ближе. Даже во время их ссор ее безотчетно тянуло к нему. А ведь Нарсэл по-своему предупреждала ее, и если бы она была честна сама с собой, она могла бы, почувствовав силу этого течения, остановиться, прежде чем оказалась у него в безнадежном плену. А теперь, похоже, уже поздно…
Но нет… Она не даст так легко подчинить себя его воле. Это Анабель могло унести любое течение, в которое она попадала, но с Трейси Хаббард ему не справиться. Ерунда… бред, не могла она так внезапно влюбиться и не отдавать себе в этом отчета до той самой минуты, когда уже было поздно. Или… маятник совершил очередное движение… Тогда ей следует посмотреть в лицо неопровержимой истине… несмотря на все свое сопротивление, она все же влюбилась в Майлса Рэдберна? Глупо, очень глупо с ее стороны – влюбиться в овдовевшего мужа своей сестры! Надо выкинуть этот хмель из головы. Трейси несколько раз быстро мигнула, словно это могло помочь ей прогнать любовь к Рэдберну.
Голос Сильваны ворвался в ее мысли, двигающиеся словно по заколдованному кругу.
– Вы что, спите наяву, мисс Хаббард? Нельзя так расточительно расходовать превосходный шпагат.
Трейси извинилась за то, что размотала излишне много шпагата. Сильвана посмотрела на нее с холодным презрением. За ним скрывался гнев, который миссис Эрим до сих пор продолжала испытывать к Трейси за то, что та осмелилась бросить ей вызов и осталась в яли… хотя и всего на несколько дней. Теперь же ее дни в этом доме были действительно сочтены. Напомнив себе об этом, Трейси словно вдруг увидела себя со стороны, поняла истинную подоплеку своего смятения: мало того, что она влюбилась в Майлса, так еще и ревновала его к Анабель. Пусть он и заинтересовался ею, но и сейчас продолжал держать на стене портрет покойной жены, а вчера ночью он по существу отверг Трейси Хаббард. Именно этот отказ и причинял ей самую сильную боль, которая не отпускала – вот в чем честно призналась самой себе мужественная Трейси.
И вновь размышления Трейси нарушил голос Сильваны Эрим, вернув ее, хотела она того или нет, к суете действительности.
– Где тот рисунок, который сделал для меня Майлс? – спрашивала Сильвана. – Я приготовила для него картонный футляр-трубу, чтобы он не помялся в дороге. Мне казалось, что он здесь, среди этих вещей, но я никак не могу его найти.
Немедленно начались поиски рисунка, но его нигде не было. Не смогли Нарсэл и Сильвана найти его и в жилых комнатах Нарсэл и Мюрата, где были сложены остальные товары. Халиду послали на поиски в киоск, но служанка скоро вернулась с пустыми руками.
На лице Сильваны появилась тревога.
– В Нью-Йорке у меня есть несколько солидных покупателей на эту вещь. Майлс потратил на рисунок много времени, к тому же я планировала вырученные за него деньги направить в фонд возрождения крестьянских ремесел, впрочем, как и все остальные за эти товары.
Трейси вспомнила странный интерес Ахмета к этому рисунку, когда несколько дней назад случайно застала его в кабинете Майлса.
– Спросите у Ахмета, – посоветовала она.
– Он не мог его взять, – уверенно покачала головой Сильвана. – И все же следует убедиться в этом.
– Позвольте мне поговорить с ним, – вызвалась Нарсэл.
В данном случае Нарсэл беспокоилась не просто об Ахмете, а об отце Хасана, но Сильвана не знала таких нюансов, подумала Трейси.
– Да… пришло время, – кивнула миссис Эрим. – Приведите его сюда, и мы узнаем, есть у него рисунок или нет.
Нарсэл торопливо вышла из салона. С прогулки вернулся Майлс Рэдберн. Не произнеся ни слова, он направился к лестнице, но его остановила Сильвана.
– Извини, но пару дней я не смогу позировать тебе, – сообщила ему она. – Сам видишь, мы очень заняты. Эта работа займет весь сегодняшний день и, наверное, большую часть завтрашнего. А после того как все будет упаковано, мы с тобой продолжим работу над портретом.
– Портрет может подождать, – кивнул Майлс Рэдберн.
Он даже не взглянул на Трейси, и она расценила это как выражение неудовольствия. Вздохнув, девушка склонилась еще ниже над столом, как бы стараясь получше завязать узел.
Как только Рэдберн поднялся наверх, Сильвана вновь обратилась к Трейси:
– Я считаю, нам не следует рассказывать мистеру Рэдберну об этом маленьком недоразумении с каллиграфией. Конечно же, рисунок будет найден. Он расстроится, если узнает, что с его вкладом в это благородное дело поступили так беспечно.
Трейси промолчала. Она сама еще не решила, стоит ли ему рассказывать об исчезновении рисунка, но ее удивила эта попытка обмана со стороны Сильваны.
Через несколько минут Нарсэл вернулась с Ахметом.
Смотреть на него было страшно – до того он был мрачен.
Нарсэл положила перед Сильваной скрученный в трубку рисунок с турецкой каллиграфией.