Тайна черного янтаря

Трейси почти с жалостью посмотрела на него. Он напоминал ей человека, которого лишили разом и света, и тепла. Она отвернулась и опустилась на колени. Под столом оказалось пустое место, и девушка начала аккуратно складывать туда разбросанные вокруг нее страницы, одну за другой. Печатный текст Трейси складывала в одну стопку, листы копирки – в другую, наброски мозаик – в третью. Отдельное место она отвела уже законченным рисункам изразцов и мозаик. Майлс Рэдберн встал из-за стола и принялся нервно ходить по комнате туда-сюда у нее за спиной, но Трейси даже не оглянулась.

– У меня очень вспыльчивый характер, – наконец буркнул он. По тому, откуда раздавался голос, Трейси определила, что он стоит сейчас у дверей, ведущих на веранду, и смотрит скорее всего на чертежную доску. – Мне часто не хватает терпения, и я не испытываю особой потребности в женском обществе. Я стараюсь сдерживаться со слугами, но вас, если вы чем-нибудь меня разозлите, я могу сильно отругать.

Трейси оторвала взгляд от очаровательного рисунка, выполненного в различных оттенках голубого цвета.

– Как только вы начнете ругаться, получите сдачи, – храбро ответила она. – Мне не нравится, когда меня ругают. Если хотите покоя и тишины – пожалуйста, нет ничего проще: игнорируйте мое присутствие, а я буду работать. – Она перевернула лист с наброском и прочитала на обороте «Султан Ахмед».

– Эта мозаика из Голубой мечети султана Ахмеда, да? – В ее голосе слышался неподдельный интерес. – Я должна обязательно увидеть ее перед отъездом из Турции. И еще я очень хочу побывать в Святой Софии… Айя-Софии. – Она подняла голову и посмотрела на Рэдберна. В ее голос вернулись просящие нотки. – Мистер Рэдберн, разрешите мне остаться здесь хотя бы на неделю.

Майлс сдержался, не выругался, хотя Трейси уже казалось, что он вот-вот взорвется. Потом, к ее изумлению, художник совершил поступок, на который, по ее мнению, он был не способен. Он улыбнулся! Правда, как бы нехотя и лишь на какое-то мгновение, но это был все-таки знак одобрения.

– Одна неделя, – кивнул он. – Так и быть, я согласен поступиться одной неделей. В противном случае, я чувствую, вы перевернете здесь все вверх дном, и я утону в настоящем беспорядке. К тому же вы строптивы. А скажите: разве ваш отец никогда не ругал вас?

– Мой отец джентльмен, – с достоинством ответила Трейси Хаббард. – К тому же поступки, за которые ругают, я совершала только когда была еще очень маленькая. Он только изредка шлепал меня.

– Великолепный способ воспитания, – кивнул Майлс Рэдберн и с мрачным видом взялся за кропотливую работу по копированию турецкого каллиграфического текста.

В кабинете воцарилась тишина. Трейси очень осторожно, чтобы под ее весом не заскрипели старые доски пола, села на ковер, скрестив ноги. Она поднимала с пола листы бумаги абсолютно тихо, без малейшего шелеста. Движения рук постепенно успокоили девушку, и она решительно прогнала маленькое ликование, которое грозило охватить ее. Недели будет мало не только для того, чтобы навести порядок в рукописи… но и для другой, более важной для нее самой задачи, ради выполнения которой она здесь. Для того чтобы наконец успокоиться, она должна найти ответы на ряд вопросов. Итак, она сделала первый шаг. Мистер Хорнрайт пришел бы в изумление, если бы увидел ее сидящей в такой позе на полу, но какое это имело теперь значение!

Работа неожиданно захватила Трейси. Слава Богу, Майлс Рэдберн хоть подписал каждый рисунок на обороте. Скоро у нее уже образовалась стопка рисунков из Голубой мечети. Естественно, Майлс побывал и в знаменитой мечети Сулеймана Великолепного, так же как и во многих других мечетях и дворцах с непроизносимыми турецкими именами. О многих из них Трейси никогда даже не слышала… В каждой мечети и дворце были свои мозаики, и узоры их никогда не повторялись. Разнообразие узоров и цветов поражало и казалось бесконечным. Трейси даже не пыталась читать текст, она просто складывала отпечатанные страницы в стопку, собираясь разложить их позже. Ей приходилось не один раз прикладывать палец ниже носа, чтобы не чихнуть. Прежде чём разложить их по папкам, необходимо будет стереть с этих папок пыль. Трейси все время напоминала себе, что должна вести себя тихо, как мышь, и продолжала сортировку молча.

Работая, она старалась не думать о портрете, висящем на стене в спальне Майлса Рэдберна. Загадка смерти сестры сейчас казалась еще более зловещей, чем раньше, и любая мысль, связанная с Анабель, отдавалась в ее душе болью. И она приказала себе думать только о наведении порядка в рукописи книги.

Утро прошло тихо, без скандалов. Рэдберн работал за чертежной доской и не обращал на Трейси Хаббард ни малейшего внимания. Никто их не отвлекал и не беспокоил. Когда Трейси бросила взгляд на часы, то увидела, что уже почти двенадцать.

– Мне на какое-то время придется уйти, – внезапно сообщил Майлс Рэдберн. – Полагаю, кто-нибудь предупредит вас о ланче, когда наступит время.