Тайна черного янтаря

Там, у широкого каменного причала, их ждала машина Майлса. Пока он расплачивался с лодочником, Трейси оглянулась. В яли горел свет, а когда они уезжали, в доме было темно. Рядом с причалом тоже мелькал свет, и ей показалось, что на воду спускают лодку. Трейси дотронулась до руки Майлса.

Он тоже посмотрел на другой берег.

– Наконец кто-то спохватился. Давайте поторапливаться. Во всяком случае, у нас неплохая фора по времени.

Они сели в машину. Рэдберн развернулся, выехал на дорогу и направился по почти пустынной трассе, которую хорошо знал, в сторону Стамбула. Скоро Босфор остался позади.

– Куда мы едем? – спросила Трейси.

– В аэропорт, – кратко ответил Майлс.

– А как же с вашей рукописью? Бумагами?

– Я остаюсь, – объяснил он. – Я только посажу вас на первый попавшийся самолет… все равно, куда он будет лететь, лишь бы отсюда… и потом вернусь.

– Я не полечу, – упрямо покачала головой Трейси. – Я не полечу одна.

Лицо Майлса Рэдберна было угрюмым. Он не сводил взгляда с дороги, которую освещали фары его машины.

– Полетите! У вас нет выбора. Неужели вы думаете, что мне хочется, чтобы вы закончили свою жизнь так же, как Ясемин? Вы знаете чересчур много, и поэтому здесь вам постоянно будет угрожать опасность.

– Много, но все же недостаточно! – сердито воскликнула Трейси. – Я не уеду, не оставлю вас одного. Разве вы не видите, что и вам угрожает не менее серьезная опасность?

Майлс накрыл ее ладонь своей.

– Тихо. Успокойтесь и выслушайте меня. Я хочу рассказать вам о вашей сестре.

Трейси сползла вниз по сиденью и закрыла глаза. Она не знала, что ее ждет и понравится ли ей то, что она услышит, но она не может больше отворачиваться от правды.

Майлс начал свой рассказ бесстрастным тоном, и по мере того, как в этом рассказе появлялись все новые подробности, перед ней начали появляться таинственные зеленые глаза сестры, искоса глядящие на мир.

– Я познакомился с Анабель во время работы над картиной, она позировала мне, – рассказывал Майлс Рэдберн. – Странности и противоречия ее натуры, ее непосредственность очаровали меня, и я попытался запечатлеть их на холсте. Пока я рисовал ее, она рассказывала мне о своих друзьях и жизни в Нью-Йорке.

– Она рассказывала вам хоть что-то о своей семье? – поинтересовалась Трейси.

– Нет, Анабель никогда не говорила о своей семье. Ни слова о том, как она росла в Айове. Когда я увидел ее друзей и понял, что они мерзавцы и подонки, я постарался избавить ее от них. О том, что Анабель принимает наркотики, я узнал не сразу. А узнав… женился на ней.

Трейси резко выпрямилась и изумленно посмотрела на него в слабом свете лампочек приборного щитка. Рэдберн кивнул.

– Согласен, довольно дикий поступок. Я не внял голосу разума и решил сыграть роль спасителя попавшей в беду девушки. Тогда я любил Анабель… хотя, наверное, по-своему. Знаете ли… это была не та любовь, которую ждала Анабель. Скорее всего я влюбился отчасти в образ с портрета. После того как мы поженились, я увез ее из Нью-Йорка, надеясь вылечить. Анабель тоже тогда еще любила меня, была благодарна за заботу и преданна. Мне кажется, мы оба ощущали себя счастливыми, но это было какое-то странное, беспокойное счастье. Я нарисовал Анабель такой, какой знал в первый год нашей совместной жизни, и вложил в портрет больше, чем видел в оригинале.

– Анабель приезжала повидаться со мной перед вашей свадьбой, – сообщила Трейси. – Она считала, что у нее все наладится и будет в порядке. Надеялась, что будет счастлива… в безопасности.

– Все верно, – сухо согласился Рэдберн. – Я тоже верил во все это и надеялся, что смогу подарить ей безопасность.

– И тем не менее она вернулась к наркотикам. Почему?

– Кто знает? Кто может назвать причину этого пагубного пристрастия? Что заставляет неуравновешенных людей, вроде Анабель, поступать так, а не иначе: детское окружение, какая-то случайность или гены? Вопреки всем моим усилиям Анабель вновь взялась за старое. Она принимала наркотики всякий раз, когда предоставлялась такая возможность. На моих глазах Анабель дважды вроде бы вылечивалась, но через какое-то время все начиналось сначала. После всего этого я возненавидел тех, я не хочу называть их людьми, кто торгует наркотиками.

Сильвана, подумала Трейси… миниатюрный портрет зла, который он нарисовал на самоваре.